Что делать с российским образованием: позиция бизнеса и альтернативные взгляды (1 марта 2007)

Главная страница ~ Семинар "Полития" ~ Что делать с российским образованием: позиция бизнеса и альтернативные взгляды (1 марта 2007)

- зачем учить?

- кем учить?

- как учить?

эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов.

На семинаре был представлен доклад Экспертного института РСПП "Реформа высшей школы: предмет, задачи, ориентиры". Заседание открылось выступлением заместителя директора Экспертного института, руководителя подготовившей доклад рабочей группы А.А.Нещадина.

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

С.Каспэ:

Итак, Экспертный институт РСПП сформировал свое видение проблем реформирования российской высшей школы – и выбрал в качестве площадки для представления этого доклада семинар "Полития", за что мы выражаем признательность руководителю авторского коллектива. готовившего доклад, – Андрею Афанасьевичу Нещадину.

Этот документ, на наш взгляд, способен пробудить серьезную дискуссию по многим направлениям. Одно из возможных пространств обсуждения, как нам кажется, открывается при его сравнении с текстом президента Фонда "Российский общественно-политический центр" Александра Ильича Музыкантского, также предлагаемым Вашему вниманию. Условно можно сказать, что в докладе Экспертного института образование воспринимается как своего рода сервис, как институт, служащий решению определенных задач. В другом случае образование предлагается считать не сервисом, а самостоятельной ценностью – и отсюда вытекают существенные различия позиций.

А.Нещадин:

(NB! На нашем сайте доступен полный текст доклада Экспертного Института. Ниже изложены только основные тезисы выступления А.Нещадина):

Доклад отражает точку зрения бизнеса на российское высшее образование и на то, как его состояние отражается на развитии отечественной экономики.

Разработка планов реформирования высшего образования ведется без учета мнения тех людей, которые являются его потребителями. Это недопустимо.

Нельзя больше игнорировать необходимость задача сокращения сроков подготовки по тем специальностям, которые не требуют глубокого образования – в особенности это касается рабочих профессий. Вообще сроки подготовки специалистов не соответствуют объективным потребностям экономики. Магистратура превратилась в банальный способ продления пребывания в образовательных учреждениях. Различия между бакалавром и магистром мизерны и превращены в дополнительный источник заработка работников вузов.

Структура подготовки специалистов не соответствует состоянию рынка труда. Определить свою перспективную потребность в рабочей силе могут только крупные предприятия, имеющие планы развития на 5-7 лет вперед. Но целый ряд секторов экономики развиваются такими темпами, что определение их потребностей в рабочей силе крайне затруднено.

Более 50% первокурсников вообще не представляют, какой профессии они обучаются и чем будут заниматься. Требуется срочно привести в нормальное состояние систему профессиональной ориентации.

Действующий перечень профессий не содержит огромное количество специальностей, возникших в последние 10-15 лет. Министерство образования, министерство экономики и минздравсоцразвития не могут определить, чье это поле работы. Получается, что это должен сделать бизнес сам для себя.

Необходимо договориться о подходе, приемлемом для всех сторон. На наш взгляд, наиболее оправдан здесь Болонский процесс, обеспечивающий четкое разделение обучающихся на категории – с одной стороны, на тех, кто способен работать на производстве, кому необходимо давать навыки работы в коллективе, элементарные представления об экономической системе, о конкретных условиях производства, с другой стороны, на тех, кто ориентирован на фундаментальную науку. Бизнес нуждается в первых. На Западе этой категорией плотно занимаются крупные компании. У нас уже происходит то же самое – подготовку или переподготовку по своим стандартам осуществляют "Северсталь", "Норникель", РАО "ЕЭС", которые могут все это оплачивать и знают свои потребности в кадрах.

Просто бакалавры бизнесу не нужны. Их все равно придется доучивать. Либо этим займутся сами компании, либо дополнительное обучение будет осуществляться за свой счет, либо мы пойдем по германскому пути: тройная система финансирования за счет государства, бизнеса и средств самих студентов.

Необходимо изменение самой базы высшего образования. Требуется массовое создание электронных учебников, методических разработок, учебных пособий, развитие научной периодики.

Содержательно подготовка студентов зачастую осуществляется на уровне 1980 г. Необходимо привлечение практиков из бизнеса для преподавания в высшей школе.

Необходимо создание университетских комплексов с единой системой требований.

Необходимо переводить высшие учебные заведения в юридическую форму автономных учреждений, развивать эндаументы.

Вновь повторю: реформа высшего образования не может быть делом только самого же высшего образования. Это общественная проблема, которая должна обсуждаться и решаться с участием всех заинтересованных сторон.

Н.Беляева:

Я поняла, что РСПП стоит на той позиции, что бакалавра неизбежно придется переучивать. Так, может быть, бизнесу имеет смысл сформулировать свои потребности уже на уровне бакалавриата и избавиться от этой необходимости? Может быть, бизнес имеет свои предложения и по поводу магистерских программ? Продвинутые вузы ждут этих предложений.

А.Нещадин:

Вопрос не по адресу. Вот пример: некий институт готовит специалистов для пищевой промышленности. Бакалавриат может обеспечить только общее понимание технологических систем. А вот подготовку по конкретным технологиям мяса, молока, рыбы все равно придется осуществлять дополнительно, и этой займет 1,5-2 года. Магистратура же не имеет никакого отношения к бизнесу – она ориентирована на фундаментальные знания, на карьеру в науке и в том же образовании.

Н.Пономарев:

Вы сказали, что перечень профессий давно не менялся. Что Вы имели в виду, если последний перечень профессий был утвержден в 2000 году? И второй вопрос – содержание каких конкретно дисциплин не меняются 50 лет?

А.Нещадин:

Например, технологам преподается такой предмет "Теплотехника", на котором они упорно продолжают рисовать котлы "ГМ-50". Возникает вопрос, нужен ли этот предмет вообще, и уж точно – нужен ли он на таком уровне. Что касается перечня, то в него не вошли такие профессии, как сомелье, специалисты гостиничного хозяйства, специалисты по биологически активным добавкам. Ведь все это меняется очень быстро.

С.Заикин:

Совершенно остался за кадром весь пласт, связанный с начальным и средним образованием. Кроме констатации разгрома системы профориентации, я не услышал ничего конструктивного. Возможно, докладчик сочтет необходимым что-то добавить на эту тему?

А.Нещадин:

Наш доклад касается реформы высшей школы, и только. По профессиональному образованию воззрения бизнеса следующие: существуют два подхода. Первый заключается в том, что бизнес готов частично оплачивать подготовку кадров для самого себя. Второй подход состоит в том, что бизнес платит налоги, а все остальное функция государства. Введение каких-то дополнительных образовательных налогов на бизнес вызывает большие сомнения. Еще один интересный момент: на сегодняшний день в Москве бизнес платит выпускникам от $500 до $800 в месяц. Многие из нас считают, что при таких деньгах вполне можно самостоятельно взять кредит на получение дополнительного профессионального образования. Возможен, например, такой вариант: если бы предприятие полностью оплачивало подготовку специалистов, а государство компенсировало бы ему от 50% до 75% стоимости этой подготовки, то эту систему бизнес воспринял бы с большим удовольствием.

Е.Смирнов:

В СССР была серьезная система подготовки элитных кадров, которая сейчас практически разрушена. Что нужно делать в этом направлении? Я имею в виду ведущие вузы (МИФИ, Физтех и т.д.).

А.Нещадин:

В СССР действительно была четкая система курсов Госплана, АНХ, АОН, где за 2-3 года давали очень неплохое образование. Сейчас кадры высшей квалификации остро необходимы многим отраслям. Есть МВА; но проблема в том, что МВА отработан для финансовых структур и управления, а для отраслей никаких аналогов MBA не существует. Есть проблема дефицита заместителей директоров, начальников цехов, директоров по сбыту и т.д. – таких, которые бы знали и технологии, и систему управления.

Е.Смирнов:

Вы совершенно справедливо заметили, что прогноз развития средних и малых предприятий на 5-7 лет создать нереально. А реально ли это на уровне субъекта федерации?

А.Нещадин:

А вот это совершенно реально. Вот хотя бы возьмем к примеру Москву. Рост мясной промышленности по Москве составляет порядка 7% в год. Пока мы потребляем 57 кг мяса на человека в год. В 1987 году было 72 кг. При росте заработной платы мы будем двигаться в этом направлении как минимум до достижения того же уровня. Но если Вы спросите у конкретного мясокомбината – Черкизовского, Микояновского и т.д., – сколько специалистов ему будет нужно через 5 лет, Вам никто не ответит, потому что неясно, как между ними будет поделен рынок. Но то, что сам этот рынок будет расти, совершенно ясно.

Н.Пономарев:

Каким конкретно отраслям не хватает специалистов?

А.Нещадин:

Всем. Сейчас средний возраст основных специалистов составляет больше 60 лет. И только благодаря товарищу Зурабову, с обеспеченной его усилиями колоссальной минимальной пенсией, эти люди вообще продолжают работать. Коломенский тепловозостроительный завод в свое время снизил численность занятых с 10 тысяч до 2,5. Когда же производство стало расти и возникла необходимость снова увеличить численность всего лишь до 3,5 тысяч, это оказалось попросту невозможно.

С.Каспэ:

В дискуссиях на эти темы – и в обсуждаемом докладе тоже – постоянно фигурирует такой интересный субъект, как "работодатель" или "бизнес". Причем, как правило, если поначалу этот субъект описывается просто как один из stakeholders, то затем она начинает именоваться уже просто "заказчиком". Так вот, даже если согласиться с отождествлением "бизнеса" и "работодателя" (с чем тоже можно поспорить), то все равно остается вопрос: "работодатель" – это кто? Кто конкретно может говорить от имени этого субъекта? Кто будет формулировать заказ? Это РСПП? Или не только РСПП? Или это Вы сами? Кто?

А.Нещадин:

У нас действительно создалась очень странная система, когда мы, с одной стороны, не пришли к немецкой системе организации работодателей, с другой стороны, вышли из французской. На сегодняшний день отраслевые союзы выступают чаще всего не как лоббисты, а как лица, непосредственно ответственные за принятие тех или иных решений. Закон о работодателях вступил в силу только с 1 января этого года. И все равно у нас пока нет действующей в Германии нормы, согласно которой любое предприятие должно состоять в какой-либо организации работодателей. Во многих регионах создание организаций типа РСПП встречает прямое противодействие. Обычно власти не хотят, чтобы в такие организации вступали бюджетообразующие предприятия, чтобы объединялся малый бизнес. На сегодняшний день в трехсторонней комиссии представлены 27 организаций работодателей-промышленников. Сколько останется после вхождения силу закона от 1 января, сказать трудно. По всей видимости, сегодня выступать от имени бизнеса могут только РСПП и Торгово-Промышленная Палата.

А.Александров:

Что могло бы гарантировать гармонизацию интересов бизнеса и нужд высшей школы?

А.Нещадин:

Могу ответить только цитатой из моего бывшего шефа Аркадия Вольского: "Жила бы страна родная, и нету других забот". А вообще посмотрите мюнхенскую речь товарища Путина. Там все сказано.

И.Дискин:

С большинством тезисов доклада я согласен. И с тем, что система образования неадаптивна, и с тем, что бизнес вынужден нести неприемлемые издержки… Но я бы хотел предложить несколько иной взгляд.

Образование – это штука, работающая на очень длительный срок. Пока будут разработаны новые концепции и методики, пока обучат преподавателей, пока их выпустят… пройдет 20 лет. А о какой вообще экономике мы можем говорить с 20-летним упреждением? Без этого просто бессмысленно разговаривать. Какова будет специфика российской экономики через 20 лет? Что за тенденции нас ожидают?

Нас ожидает вымывание большинства тех отраслей, где высоки издержки рабочей силы. Целый ряд секторов экономики будет радикально сокращен. На чем же мы тогда будем держаться, кроме естественных природных ресурсов?

Единственный шанс для нашей страны – превращение в важную составляющую мирового технологического центра. Да, сохранятся производства с большими затратами природных ресурсов, материалоемкие, но они не спасут экономику страны. Спасителен только сценарий технологического центра, живущего за счет создания IP, интеллектуальной собственности. Будущее – за теми секторами экономики, где создаются опытные, экспериментальные, инженерные образцы А массовое производство пусть себе идет туда, где издержки рабочей силы ниже.

Но этот сектор требует совсем других специалистов. Требуется не просто элитное образование, а образование, ориентированное на технологические прорывы. Вот для этого и нужно учить фундаментальным вещам.

Поэтому безоглядное развитие болонского процесса закрывает для России единственный шанс вытащить нашу экономику из пропасти. Вместо этого надо сознательно рассекать систему образования надвое. В одном секторе пускай развивается болонский процесс. А другой должен готовить людей, ориентированных на IP, фундаментальные вещи здесь должны преподаваться с самого начала, здесь должен обеспечиваться широкий кругозор специалиста – главное достоинство нашей инженерной школы. Только такие специалисты могут сделать Россию технологическим центром, но они совершенно не годятся для стандартной работы в промышленности! Поэтому сегодня главная задача – остановить болонский процесс, выделить вузы, способные готовить таких специалистов, и изолировать их от болонского процесса, чтобы сохранить какой-то шанс на прорыв.

Ю.Адлер:

Хотел бы высказать еще более радикальную точку зрения. Умерший в 1993 году Эдвардс Демминг – отец японского экономического чуда – оставил нам в наследство концепцию, состоящую в том, чтобы принципиально разделить образование и обучение. Образование надо рассматривать как пожизненную обязанность каждого человека. И для бизнеса выгодно максимально способствовать образованию каждого своего сотрудника, не считаясь с затратами. Образование создает людей гибких, способных меняться, в том числе плавно переходить к новой профессии, следуя потребностям той организации, в которой работают.

Демминг обнаружил, что попытка учить в вузах технологическим вещам губительна. Человек неизбежно обучается на устаревших образцах устаревшим навыкам, и его все равно потом придется переучивать. Это будет стоить очень дорого.

Конфуций когда-то говорил: "Людей, которых не волнует постижение непостижимого мира, я не обучаю". И нам нет смысла создавать системы обучения, построенные на принципах карательной педагогики. Имеет смысл обучать только тех, кто хочет обучиться.

Надо думать о перспективах создания совершенно другой структуры общества, об отказе от понятия "профессии" в узком смысле. Надо думать о том, как создать людей, которые смогут сделать все, что понадобится промышленности и экономике через 7 или 70 лет. Остальное приложится.

Н.Беляева:

Я представляю кафедру публичной политики факультета прикладной политологии Высшей школы экономики – университета, который известен как последовательный сторонник реформы высшей школы вообще и Болонского процесса в частности. Болонский процесс вызывает в России бурю эмоций, причем, как правило, сомнений и опасений. Я думаю, что тут уместна – по аналогии – та формула, что Россия страдает не от капитализма, а от его недостаточности.

Болонский процесс – это инструмент, который дает возможность подготовки специалистов, обладающих базовыми профессиональными навыками. Во всем мире они готовятся за 3-4 года. Это связано с тем, что там и школьная система образования более адаптивна к потребностям экономики и рынка труда. По тому же пути должны двигаться и мы. И мы уже движемся! Выпускники бакалавриата нашей кафедры легко находят свое место в различных серьезных структурах – и коммерческих, и государственных, и политических.

Я была удивлена заявлением докладчика, что магистратура нужна только для науки и образования. У нас она, наоборот, ориентирована на подготовку управленцев-практиков, и это полностью соответствует мировой практике. Наш выпускник владеет информационными технологиям, умеет решать и ставить различные задачи в поле взаимодействия бизнеса и государства, умеет оценить потребности того субъекта, в котором он работает, артикулировать их, увидеть риски и проблемы…

Другое дело, что надо теснее сотрудничать с бизнесом и договариваться, какими именно навыками должны владеть магистры. Мы не против практиков из бизнеса в качестве преподавателей. Но образование объективно не может обеспечить им адекватный уровень зарплат. Вот если бизнес начнет всерьез поощрять участие в преподавании своих же собственных представителей, это будет большой вклад с их стороны.

А.Музыкантский:

Реформа образования действительно необходима, и я согласен стем , что этот процесс нельзя поручать самим же образовательным чиновникам. Доходит ведь до смешного. Сейчас у меня на столе лежит письмо, подписанное главными конструкторами оборонных систем. Причина в том, что один из ведущих чиновников наших недавно сказал: экзамен по математике в средней школе отменяется, число учебных часов на математику надо значительно сократить. Причина потрясающая – выпускники показывают плохое знание математики! Ну да, раз плохое, давайте ее вообще сократим, и не будет портиться статистика…

Образование – не услуга, не сервис, не сфера обслуживания, это ресурс всего общества.

Давайте честно признаем: мы не можем прогнозировать, что нам потребуется через 10 лет, кроме одного – образованные, адаптивные люди точно потребуются. Я вспоминаю, как 10 лет назад я работал в правительстве Москвы. Чем оно занималось? Оно тогда всячески развивало текстильную промышленность – обеспечивало ей различные льготы и приоритеты, выделяло помещения, облегчало налоги… Если бы в то время нас попросили сказать, какие специалисты потребуются городу через 10 лет, то на почетном месте были бы технологи текстильной промышленности! А сейчас текстильной промышленности в Москве не осталось. "Красная роза", "Мосшелк", "Трехгорка" – нет этого, крупный сектор городского хозяйства за 10 лет полностью прекратил существование. И никто этого не мог предусмотреть. Ну не прогнозируется это. И какие профессии появятся еще через 10 или 15 лет, не знают даже в Высшей школе экономики.

Н.Беляева:

А мы и не пытаемся!

А.Музыкантский:

Ну, хорошо, если не пытаетесь. Выход ведь – в фундаментальной постановке образования, которая обеспечила бы людям возможность свободно переходить из одной профессии в другую.

И еще один важнейший момент. Нет в стране другого института, кроме системы образования, которая взял бы на себя функцию наделения ценностными ориентирами. раньше это делали религии, а сейчас? Не так важно обучать новым научным открытиям, как ответственности за их использование. Каким еще открытиям надо обучать студентов, чтобы они понимали, что в 500 метрах от Байкала нефтепровод проводить нельзя, невозможно? Это совершенно другая плоскость. И эта функция будет востребована.

Это хорошо, что в Высшей школе экономики делаются такие вещи, как те, о которых говорила Нина Беляева. Но ведь там же появился термин "навес высшего образования". Дескать, очень много людей у нас получают высшее образование, надо бы сократить… Я не понимаю, когда такой вопрос ставится в принципе. Я понимаю, когда говорят о конкретных претензиях к качеству образования в конкретных вузах, от том, например, что из 3500 российских вузов половина – филиалы, в которых качество образования ниже всякой критики. Но ставить этот вопрос в общей форме.

Тут на днях выяснилось, что "Деловая Россия" будет составлять свой рейтинг вузов – в том числе по критерию "востребованность специалистов". А меня вот не оставляет мысль, что за последние 15 лет не меньше миллиона наших специалистов уехали за рубеж. Нет ни одной серьезной фирмы на Западе, где не было бы среди ведущих специалистов наших выпускников. То есть там они востребованы, а здесь оказывается, что их надо доучивать переучивать, профессий нужных в перечне нет, учат не тому… Может, дело все-таки в экономике, а не в образовании? Может, это она так устроена, что их не востребует, а со специалистами все нормально?

В.Римский:

Любое оценочное утверждение в отношении системы образования неизбежно является лоббистским. Но я надеюсь, что мы способны подняться над своими личными интересами и посмотреть на ситуацию шире.

Не может быть единой системы образования. Есть бизнес, который не может прогнозировать сам себя на срок больший, чем год-полтора. Все, что бизнес хочет от системы образования, бизнесу нужно прямо сейчас. Это нужно и можно сделать, но этого недостаточно.

На самом деле мы можем прогнозировать, что будет со страной через 30, 40, 50 лет. Китай может, и мы тоже можем. Нам просто надо понять, что мы хотим от экономики, социальной сферы и политики. В частности, министерство образования должно постоянно публиковать свои прогнозы и планы развития системы образования. Тогда будут ориентиры.

На мой взгляд, современная экономика действительно делится на разные сегменты, и самый перспективный – технологии производства образцов. В нашей стране их не производит никто. Вот пример. Есть такая система – и компания – Google. Cреди ее руководителей – программисты, которые когда-то в Вычислительном Центре Академии Наук не нашли применения своем методу поиска в больших массивах информации. Сегодня уровень капитализации Google сравним с капитализацией "Газпрома". А если бы Сергей Брин нашел применение своим силам здесь?

Чтобы были востребованы замечательные качества нашего образования, для этих людей должны элементарно создаваться рабочие места. Нельзя с порога отвергать тех, кто предлагает новые алгоритмы. Если этого не будет, в долгосрочной тенденции и у образования, и у бизнеса дела будут плохи.

Бизнес, конечно, должен получать тех специалистов, которые ему нужны. Но не надо жестко требовать от вузов подчиняться какой-то единой системе. Надо дать им возможность выбирать, какие направления они будут развивать. А оценка успеха будет очень простой, как и во всем мире, – финансовые показатели вузов.

В современном мире человек без образования не имеет социальных перспектив. И это очень позитивная тенденция. Но ее обратная сторона в том, что ничья мама не может самостоятельно спрогнозировать вектор развития экономики или системы образования. Для этого нужны государство и частный бизнес, который могли бы вместе сформировать такие прогнозы. Но саму тенденцию надо поддерживать. Не надо сокращать бюджетные места в вузах, так мы потеряем тот ресурс, который для нас может быть решающим.

С.Каспэ:

Я вот не понимаю, как можно обсуждать причину необыкновенной популярности высшего образования в современной России, не упоминая такой незаметный институт, как армия. Для мальчиков ценность высшего образования определяется не им самим, а армией, ну, а там и девочки подтягиваются к местам штабелирования мальчиков. И то, что происходит в большинстве этих убежищ от военной службы, не имеет никакого отношения к собственно образованию – будто мы не знаем, что творится во всех этих "мусорных" вузах?!

В.Римский:

Связь с армией, безусловно, есть. Но больше-то учится девочек. И не потому, что они за мальчиками идут, а потому, что они хотят быть не просто домохозяйками, а домохозяйками с высшим образованием! Образование пока еще является социально престижным, и не надо это губить!

М.Малютин:

С коллегами Нещадиным и Дискиным я познакомился ровно 15 лет назад, в начале 1992 года, когда Советский Союз приказал долго жить. Все мы тогда оказались в положении, описанном в анекдоте: кошка бросила котят, пусть… выживают как хотят. Впрочем, все советское городское индустриальное общество оказалось тогда в этом положении. И вот мы все трое оказались в РСПП. Нам казалось, что именно здесь тот последний рубеж, за который надо зацепиться и попытаться что-то спасти.

15 лет прошло. Что теперь? Если посмотреть на тенденции развития последних нескольких лет, то поневоле вспоминается еще один советский анекдот, о том, что урожай есть еще большее социальное бедствие, чем неурожай. Если неурожай можно объяснить природными условиями, вмешательством империализма или тем, что все съел поганый суслик, то при феноменальном урожае, который невозможно ни убрать, ни переработать, становится ясно, что дело не в суслике. Когда колоссальный профицит не могут ни потратить с толком, ни украсть, то всеобщая оценка такой ситуации становится весьма ясной и недвусмысленной.

Сейчас мы оказались в точке выбора траектории развития страны на достаточно долгий период. Все предыдущие годы мы колупались в парадигме "трофейной экономики" – что захватили, тем и пользовались. Инвестиционного цикла в стране не было как такового. Редкие исключения из правил встречались – как говорил Хемингуэй: "Я знаю генералов, ненавидящих войну, и я знаю проституток, которые на ней не нажились". Но это были именно исключения.

Так вот – вроде бы надежды на лучшее будущее сбылись. Валаамова ослица заговорила, инвестиционный цикл обещан, велено раскупоривать государеву кубышку и тратить ее на те или иные перспективные направления. Тут вспоминается еще один анекдот про героя предыдущей исторической эпохи, который работал на заводе швейных машинок, тащил детали и пытался собрать швейную машину у себя дома. А у него все время выходили то автомат, то ручной пулемет… Вот и здесь та же история. На имеющейся технологической базе – при всем Болонском процессе, интернете, либерализации и т.д. – почему-то опять начало расти то, что растет, до боли знакомое. Но при одной существенной поправке: СССР честно противостоял всему остальному миру. Боролся с империализмом, гегемонизмом и сионизмом и на этом надорвался. Мы собираемся заново пройти этот путь?

Ведь произошло фундаментальное изменение: мы стали частью мировой системы разделения труда. Если сейчас Путина и Абрамовича заменят Иванов и Рабинович, а их потом Сидоров и П…ров, ничто принципиально не изменится.

Также не может измениться и другое. Уже ясно, что из 70 млн занятых в экономике сейчас к 2020 г. вылетит минимум 17, а скорее и все 19 млн. Качество этих вылетающих восполнить нечем.

Для меня ясно, что никакие имперские имитации уже невозможны, поскольку спустя столько лет восстановить автаркическую систему – в том числе и в образовании – мы не можем по определению. Да-да, специфика СССР заключалась в том, что на уровне опытных конструкторских образцов он производил все, что угодно. Он сломался на том, что с трудом запускал все это в серию. Но мы и первого условия выполнить уже не в состоянии. А еще… тут упоминался Китай в качестве примера. Но ведь Китай не уничтожил свою деревню и избежал депопуляции. Кроме того, Китай сумел выйти на мировой рынок еще около 1980 года, и превратился с тех пор в "мастерскую мира". С одним от нас отличием – он только недавно начал самостоятельно производить тот станочный парк, на котором работает. Да, Китай что-то про себя прогнозирует, но на таком уровне развития это еще можно.

Сейчас все размышляют, куда девать профицит, стабфонд… Я по этому поводу приведу еще один анекдот. У профессора спрашивают: "если хочет, но не может, то это импотент. А если может, но не хочет, то он кто?" Профессор задумывается, и тут раздается истеричный выкрик студентки с галерки: "Сволочь он, сволочь!". Вот сейчас чем дальше, тем больше нарастает в народе это настроение.

Наконец, собственно по системе образования. Она напоминает фрагменты огромной развалившейся советской фабрики, которые чудом выжили в хаосе, но не имели никакого тренда развития, кроме того, который складывался стихийно. Этим фрагментам нужна государственная директива, они должны знать, какое общество мы будем строить.

В нашем распоряжении сейчас опять, как и при Советах, нет другого способа что-то изменить, кроме как громко кричать. В прошлый раз эти громкие коллективные крики остановили поворот северных рек. Потом, когда крики стали тише и менее коллективными, то получилось, что получилось. Но сейчас предотвратить наиболее явные глупости вполне в наших силах.

Л.Вдовиченко:

Мне очень импонирует та мысль, что образование надо воспринимать не как сервис, а как ресурс. Не надо забывать, что это еще и ресурс сохранения страны. Не так давно я была поражена, увидев у нас в Совете Федерации множество милиционеров, разговаривавших на непонятном языке. Оказалось, что это чеченская милиция, которая получает в Москве образование, а потом едет обратно в Чечню. Сохранение единого образования – важнейшая гарантия сохранения единой страны.

Эта же логика действует и в отношении зарубежья. Пока наше образование будет привлекательно для молодежи ближнего зарубежья, мы будем иметь с этими странами нормальные отношения. Великобритания и Франция сильны именно тем, что туда едут получать образование жители их бывших колоний.

Если в ближнем зарубежье предпочтут получать образование в Европе, мы получим совсем другое ближнее зарубежье. Я недавно была в Эстонии. Там учебники приходят из Европы. Все эти рассуждения по поводу советской оккупации порождены этой проблемы. Причем сами эстонцы жаловались мне на отсутствие российских учебников, в которых освещался бы этот этап истории. Так мы и окажемся во враждебном окружении. Причем даже функцию обучения русскому языку и русской культуре все больше берет на себя ближнее зарубежье, где образование просто дешевле. Например, испанцы учить русский язык едут в Эстонию. Наше высшее образование – важнейшее инструмент воспроизводства русского культурного пространства, и потерять его нельзя.

А.Нещадин:

Сделаю небольшое резюме.

На сегодняшний день развитие России по ряду направлений задано. Это ТЭК, электроэнергетика, транспорт, атомная энергетика, ряд оборонных проектов, авиация и космос. Все планы развития этих отраслей уже разработаны и приняты. И уже ощутим дефицит соответствующих специалистов. Их надо готовить срочно.

Второй момент. Согласен с тем, что необходимо как-то выделять вузы, выпускающие специалистов по подготовке образцов. Но ведь множество региональных вузов должны прежде всего обеспечивать промышленность своего региона. Сегодня никто из выпускников столичных вузов обратно в свои города не возвращается. Москва съедает все, это огромный пылесос. Такие же пылесосы сейчас будут включены в Самаре, Питере, Томске, Новосибирске, Тюмени. Остальные регионы осиротеют.

Третий момент – о том, что не надо учить конкретным технологиям. Меня поражает, когда в дипломе пишут "менеджер". Менеджер чего? Вы представляете себе человека с экономическим образованием мастером литейного производства на заводе? Вы понимаете, что вся пищевка стоит на биохимии? И что, я поставлю "маркетолога вообще" начальником отдела сбыта биодобавок? Это бред.

Мы тут говорим так, как будто у нас в запасе вечность. Между тем средний возраст преподавателей даже в МГУ, где была активная кампания по привлечению молодежи, упал с 65 аж до 63 лет. Во всех вузах сейчас начнется пятилетка пышных похорон заведующих кафедрами, профессоров и т.д. Одновременно сокращается количество выпускников школ. Через 5-7 лет учить будет некому и некого.

С.Каспэ:

В завершении хочется обратить внимание вот на какой аспект проблемы. Я не помню, кто дал следующее определение социальной функции бизнеса: "business of business is business". C одной стороны, вроде бы положено радоваться, когда бизнес интересуется чем-то еще, кроме бизнеса – например, образованием. С другой стороны, этот его интерес далеко не всегда встречает симпатию и понимание. Видимо, потому, что остается подозрение: бизнес, идущий в образование, все равно интересуется только бизнесом а не образованием. Что он идет в образование исключительно для того, чтобы минимизировать свои издержки и повысить прибыли, позакрывать там все нерентабельное, вроде фундаментальной науки, и только. Это подозрение дискредитирует бизнес в глазах общественности и затрудняет реализацию его собственных интересов. Если бы в предложениях бизнеса присутствовала еще и убедительная апелляция к общему благу, толика здорового альтруизма, то, думаю, его интересы бизнеса удалось бы защитить более эффективно. Альтруизм тоже может быть рентабелен.