Думская кампания - 2011: интриги убитые и интриги сохраняющиеся (29 сентября 2011)

- ЕР и ОНФ: смысл комбинации?

- ПД: сумбур вместо политики;

- СР: хроники пикирующего монгольфьера;

- КПРФ и ЛДПР: «Что было, то и будет, и что творилось, то творится» (Еккл. 1, 9);

- будет ли что-то новое под солнцем?

- что говорят нам эти выборы о нашем настоящем, о нашем будущем, о нас самих? –

эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов. Семинар открылся специально подготовленными выступлениями А.В.Макаркина (ЦПТ) и Б.Б.Надеждина («Правое дело»).

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

С.Каспэ:

В том, что касается этой избирательной кампании, я хотел бы обратить внимание на два момента. 1) Вопреки ожиданиям, происходит чрезвычайно много всего. Контраст с кампанией 2007 года разительный – тогда уже весной говорить стало просто не о чем. Теперь все иначе. Да, политическое поле загромождено трупами убитых интриг, но на их место непрерывно встают новые. Это интересно. 2) Уже несколько месяцев мне вспоминается американская идиома, которой хорошо описывается происходящее в нашей политике – «техасская вечеринка со стрельбой в ногу». Такое чувство, будто власть стреляет себе по ногам. Сначала то, что устроили со «Справедливой Россией», некогда именовавшейся «второй ногой власти». Ну, это ладно – нога-то была деревянная, так что не больно. Затем интрига вокруг «Единой России» и ОНФ, когда сотни, тысячи людей, всерьез поверивших в «Единую Россию», сделавших на нее ставку, вдруг оказались поставлены перед фактом, что они вроде как уже и не нужны, а нужны какие-то совсем другие люди, какие-то общественники. Многие партийцы, особенно в регионах, впали в шоковое состояние. Вдобавок эта партия узнала, что ей предстоит идти на выборы без Путина во главе, чего она отродясь не делала и что она в принципе не умеет делать. Затем «Правое дело»: ведь как прекрасно все складывалось, но и эту ногу отстрелили. Впрочем, эту тему коллега Надеждин осветит подробнее. И снова: уже после того, как на съезде «Единой России» было оглашено решение, призванное, казалось бы, закрыть все возможные дискуссии на много лет вперед, отстреливается еще одна важнейшая опора политической стабильности всего последнего десятилетия – по имени А.Л.Кудрин. Что происходит? Мне кажется, что это действительно стрельба по ногам, и я надеюсь, что семинар прояснит, верно ли это тревожное ощущение.

А.Макаркин:

Я бы не совсем согласился с тем, что в 2007 году все было решено весной, тогда тоже были свои интриги. Во-первых, кто будет преемником (напоминаю, что весь политический класс ставил на Сергея Иванова, его и по телевизору больше показывали). Во-вторых, будет ли вообще преемник или реализуется сценарий третьего срока Путина. В-третьих, была интрига со «Справедливой Россией», которая весной 2007 года довольно много голосов взяла на региональных выборах, а в Ставропольском крае даже умудрилась выиграть. Впрочем, там для нее победа вышла боком: лидер списка оказался в эмиграции, второй номер – в следственном изоляторе, и многие ставропольские справедливороссы переметнулись в «Единую Россию». Так что весной 2007 года интриги были. Но, конечно, ситуация была не столь головокружительна, как сейчас, когда политические проекты появляются и исчезают стремительно. В нынешней кампании проявляется такая особенность российской политики, как проектное мышление: все наше партийное строительство проектно и архитектурно. Архитектурно – потому, что все инициативы инициируются и/или корректируются исключительно сверху. А проектность в том, что любое дело могут как легко открыть, так с той же легкостью в любую минуту закрыть, просто уволить сотрудников – и все.

Главный актор нашей партийной политики – естественно, Кремль. Однако сейчас появился второй актор, и это не гражданское общество, а правительство РФ, с которым связан проект ОНФ. Фронт делался очень быстро, на коленке. Глава аппарата правительства Володин пришел в Правительство только в конце 2010 года, еще надо было предложить идею, получить ее одобрение и т.д. Видимо, примерно тогда же, когда был задуман ОНФ, наш премьер-министр и решил пойти в президенты, а до этого у него были сомнения, колебания. Иначе невозможно объяснить, почему Медведев так себя вел: спорил, всячески демонстрировал собственную идентичность… Переход Володина в аппарат правительства означал, что Путин задумался о президентстве всерьез. До этого этот вопрос не поднимался – у нас ведь действует принцип Скарлетт О’Хара «Я подумаю об этом завтра». Но когда Медведев уволил Лужкова, стало понятно, что медлить нельзя: Медведев почувствовал себя президентом. Ответным ходом Путина стало приглашение Володина. Затем была очень резкая пресс-конференция Путина в декабре, где он выдвинул концепцию следующего президентства: возможны довольно глубокие экономические реформы, но в политике должен сохраниться status quo. Впрочем, и тогда еще не все было решено: Медведев открыто оспорил эту концепцию. Дальше были январские каникулы, а после них началась подготовка к президентской кампании Путина. Параллельно и Медведев не отказывался от своих планов, и в ходе некоего политического планирования в начале 2011 года приобретает реальные очертания та идея, что нужно усилить правую партию. Она была в совершенно неработоспособном состоянии, но вдруг ее попытались реанимировать. Тогда все, включая первых лиц, думали, что Путин возглавит «Единую Россию», а стало быть, нужен небольшой противовес – конечно, не «вторая нога власти», как «Справедливая Россия» в 2007 году, а просто миноритарная фракция. Процесс длился три месяца – искали руководителя, все отказывались, наконец в мае появился Прохоров. Но перед маем был еще и апрель – программное выступление Путина с отчетом правительства. Реально это была предвыборная программа, с тем же посылом, что и в декабре. В мае был создан ОНФ, и тогда же прошла пресс-конференция Медведева в Сколково. Все думали, что в Сколково будет сделано заявление о его президентских амбициях, однако эта пресс-конференция всех разочаровала. После чего начали происходить интересные вещи. Барак Обама вдруг обнаружил, что у него слишком много проблем внутри страны и отложил свой визит в Россию. В августе уже Ангела Меркель обнаружила, что в Европе есть такие страны, как Греция и Португалия, а потому она никак не может съездить на несколько часов на Ярославский форум, который организует президент Медведев. В результате на форуме был Медведев, был президент Турции (вовсе не первое лицо страны), еще кто-то такого же уровня. То есть Обама и Меркель поняли, что Медведев президентом не будет. А раз так, надо выстраивать отношения с тем, кто им будет.

Далее – лето, ОНФ, Прохоров в качестве лидера «Правого дела», интрига вокруг президентства все еще как бы сохраняется. Проходят праймериз ОНФ – большой проект. Проходят они так, как только и могли пройти: кстати, хорошо, что они вообще состоялись, иначе списки составлялись бы совсем в кулуарной обстановке. Праймериз показали одну важную вещь: ОНФ партию заменить не сможет, стало ясно, что фронт слишком аморфен. Он может быть использован как сопровождение, как инструмент для обратной связи с народом, но ключевая роль партии власти в партийной системе должна сохраниться.

Затем в конце августа наши соправители отправляются в Астрахань ловить рыбу. Там они и договорились о формате будущего. Не о том, кто будет президентом – это было решено еще до майской пресс-конференции в Сколково, а о том, что получает Медведев. У меня такое ощущение, что Путин дал Медведеву карт-бланш: бери все, что хочешь, кроме должности президента. И Медведев претендует на зеркальное воспроизведение того, что было в 2007-2008 годах: он идет во главе списка «Единой России», становится премьером и намеревается после выборов «Единую Россию» возглавить (об этом недавно сказал Нарышкин).

После встречи в Астрахани возникает вопрос – а зачем теперь нужна партия «Правое дело»? Ведь весной планировалось, что она станет маленьким таким противовесом «Единой России» во главе с Путиным, а теперь получается, что Медведев создал конкурента самому себе. Он, конечно, демократ, но в России ни один политик не будет создавать себе конкурентов.

В нашей партийной системе есть определенные правила игры для оппозиционных партий: можно критиковать власть; можно сильно критиковать власть; можно даже называть конкретные фамилии; но нельзя призывать к отставкам. Все существующие партии живут в своих нишах и борются только за того избирателя, который никогда не проголосует за «Единую Россию». Так обстоит дело с тремя нишевыми партиями: коммунистическая нишевая партия – КПРФ, квазинационалистическая нишевая партия – ЛДПР, либеральная нишевая партия – «Яблоко». Со «Справедливой Россией» все сложнее, она все время хочет выскочить из своей ниши, которая у них тоже есть – умеренно протестный избиратель. По региональным выборам стало ясно, что СР снова отнимает у ЕР голоса: в 2007 году это закончилось отменой концепции «второй ноги», следствием их успехов 2011 года стало смещение Миронова с поста спикера Совета Федерации. Таким образом, к концу августа партии подошли в таком положении: никаких неожиданностей не произошло, кроме правых и эсеров. Сначала о правых: правые как нишевая партия, которая выступает за 60-часовую рабочую неделю, за особый статус Калининградской области, за вступление России в ЕС и т.д., такая партия имела возможность и дальше продолжать избирательную кампанию, так как в таком формате она с «Единой Россией» не конкурировала. Прохоров, понимая, что такая партия получит 2-3%, пошел в другую сторону, стал приглашать других людей. Поводом к конфликту стал казус Ройзмана, но если не Ройзман, был бы кто-нибудь еще. Прохоров покусился на избирателя «Единой России»: серьезного, любящего сильную руку, выступающего за радикальные способы борьбы с наркомафией и т. д. После этого судьба правых была решена. Теперь они будут спойлером немцовского движения «Нах-нах», которое даже на выборах не представлено. Видимо, это конец партии.

Но история с правыми дала шанс эсерам. С одной стороны, хочется сохранить четырехпартийную Думу, с другой стороны, эсеры очень договороспособны. Я думаю, что эсеры на своем протестном электорате 7% могут получить.

С высокой долей вероятности новая Дума будет четырехпартийной – три партии точно пройдут, четвертая полупроходная. Будет ли что-то новое? Не будет. Что говорят наши выборы о настоящем, будущем и о нас самих? Думаю, что такая система будет существовать, пока есть соответствующая общественная ситуация: люди после кризиса хотят изменений, но в то же время их боятся. Люди хотят альтернатив, это видно по региональным выборам: чуть ослабевает давление, и сразу коммунисты или эсеры получают больше. Но в то же время люди не хотят за эти альтернативы бороться. Если людям предложат альтернативу – они за нее проголосуют. Но если не предлагают, биться лбом об стену никто не будет.

В свою очередь, эта ситуация будет сохраняться, пока государство имеет возможность выполнять свои социальные обязательства. Есть социальный контракт: люди не вмешиваются в политическую сферу, взамен получают определенный уровень социальных благ, и при этом, в отличие от советского социального контракта, государство не вмешивается в их частную жизнь. Кризис этот контракт несколько пошатнул, но только пошатнул. Если случится экономический катаклизм, то у системы будут проблемы, ее адаптивность под большим вопросом. Но пока катаклизма не произошло, система будет сохраняться.

Б.Надеждин:

Я в целом согласен с тем, что сказал Макаркин, но я смотрю на ситуацию изнутри: «взгляд, конечно, варварский, но верный». Что хотелось бы добавить?

Существуют два обстоятельства, приближающих те сценарии, о которых Макаркин говорил как об очень условных. Первое: в новом пяти-шестилетнем политическом цикле будет совершенно невозможно одновременно содержать военно-политическую машину, не повышать пенсионный возраст и удерживать на прежнем уровне зарплаты бюджетникам. Это невозможно даже вне зависимости от цен на нефть – демографические факторы на таких временных циклах важнее. Чем-то из названного придется пожертвовать. Второе: появление Медведева во главе списка ЕР окончательно деморализовало вертикаль власти. Начальники по всей стране чувствуют: что-то такое задумано, но не понимают, что. Реальные рейтинги ЕР сильно меньше 50%. Конечно, можно верить ФОМ и ВЦИОМ, но я сам мерил в Московской области. Реальные цифры такие: «Единая Россия» – 29% от всех избирателей, доверие к Громову – 21%, недоверие – 40%. Причем Громов ведь не самый плохой губернатор. Отсюда гипотеза: никакими средствами ЕР не то что 60%, 50% не сможет набрать. Все понимают: можно сделать из 50% 60%. из 40% 50%, но из 30% 50% сделать, оставаясь в рамках разумного, невозможно.

Далее. Я очень внимательно выслушал выступление Путина на съезде ЕР. В том, что он будет президентом, никаких сомнений нет, а вот в той части, что Медведев будет премьер-министром, есть маленький нюанс: для этого ЕР должна получить большинство в Думе, тогда и только тогда Медведев будет премьер-министром. Сложно сказать, как дальше будут развиваться события. Я абсолютно точно знаю, что Кудрину в апреле был обещан пост премьер-министра, почему, собственно, он и не возглавил «Правое дело». Так что реальное прочтение рокировки «Медведев-Путин» может сильно измениться по итогам выборов 4 декабря.

Что касается прогнозов на выборы: «Правое дело» закончилось. Я в этом шоу с Богдановым не участвую, только в выборах в Мособлдуму. Что будет с правыми после 4 декабря, зависит от результатов выборов и от того, как дальше будет развиваться ситуация. По моим прогнозам, в ноябре, за три-четыре недели до голосования, ситуация полностью выйдет из-под контроля Кремля. Как только станет ясно, что ЕР не получит большинства в Думе, губернаторы напрочь перестанут даже пытаться выполнить задание по результату ЕР, у них сразу появятся более важные заботы. Ведь в 27 регионах будут выборы в заксобрания, от результатов которых зависят судьбы губернаторов. Я это очень хорошо вижу: губернаторы, главы районов перестали однозначно ставить на ЕР и занялись раскидыванием своих людей по всем партийным спискам. То есть они готовятся к поражению ЕР. В пятилетней перспективе система власти в стране изменится.

С.Каспэ:

И все-таки, если можно, подробнее про «Правое дело». Что все это было? Иной формулировки вопроса подобрать не могу. Только учитывайте, пожалуйста, что тут примерно все слышали эту Вашу – то есть не Вашу, конечно – запись на Youtube…

Б.Надеждин:

Какую запись?

(Смех в зале)

С.Каспэ:

А не Вашу!

(Смех в зале)

Б.Надеждин:

Да коллега Макаркин в принципе все правильно сказал. Когда проект «Правое дело» стал внезапно усиливаться – неважно, под Кудрина, под Прохорова, – это была одна концепция. В рамках этой концепции Медведев хотел создать для себя какой-то партийный плацдарм. Но примерно с начала августа Прохоров перестал заниматься партией, а стал сознательно партию мочить: история с Ройзманом была специально заложенной миной, заложенной для того, чтобы красиво уйти. Очевидно, что ему был послан сигнал: «красиво уходи». Так он и ушел – с Пугачевой, с Ройзманом… Что касается его заявлений о враге всего рода человеческого Суркове, то я без смеха не могу это слушать: он же с ним в мае обсуждал детали, он что, не в курсе был, кто такой Сурков? Как непосредственный участник событий могу сказать: Сурков и вся администрация Президента вели себя в этой истории гораздо понятнее и были гораздо договороспособнее, чем Прохоров. Прохоров был просто неадекватен.

М.Савин:

Каким может быть влияние на ход выборов «фактора Рогозина»?

А.Макаркин:

Я думаю, что тут тоже имела место какая-то эволюция: вначале была мысль, что Рогозин должен сменить Миронова на посту главы СР. Но не получилось, потому что Миронов партию контролирует. Затем была мысль, что Рогозин должен стать спойлером Миронова и возглавить, например, «Патриотов России». Но ее тоже отложили в сторону, по двум причинам: 1) Рогозин уже «Родину» делал, провел ее в Думу, а потом взбунтовался, поэтому еще раз доверять ему партию не хотелось; 2) эсеры стали более договороспособными, и необходимость игры против них ушла. Если они будут дотягиваться до своих 7%, им мешать не будут.

Затем возникла еще одна идея – возможно, у самого Рогозина, которому надоело сидеть в Брюсселе: может, его как-то интегрировать в ОНФ, а оттуда в ЕР. Но тут тоже было два аргумента «против»: 1) Рогозин претендовал на слишком многое: попасть в первую десятку, стать спикером Думы,. Роль главы списка по Воронежской области его не устраивала; 2) Медведев его не очень хотел брать. Поэтому участие Рогозина в избирательной кампании будет носить фоновый характер и значимо разве что для очень умеренного националистического электората.

А.Музыкантский:

Борис Борисович, не секрет, что политика у нас в стране подковерная, но вот ситуация с «Правым делом» какую-то часть этой политики из-под ковра вынесла. Не хотите ли Вы собрать все материалы и написать об этом монографию или хотя бы брошюрку?

Б.Надеждин:

Мы живем в такое время, когда почти ничего невозможно скрыть. Загадочную запись со мной в интернете посмотрел миллион человек. Так что вся информация и так доступна.

Д.Шмерлинг:

Можно ли сравнить текущую ситуацию с каким-нибудь предреволюционным или постреволюционным периодом, 1922 г., например?

А.Макаркин:

Прямые аналогии никогда не работают. В 1922 г. партийные лидеры согласились увидеть во главе партии самого слабого из них – Сталина. Это же был тихий аппаратчик. К 1925 г. сообразили, что наделали, но было уже поздно. Когда в 1999 г. согласовывали Путина, те, кто приводил его к власти, тоже думали, что это будет мелкая фигура, оценивали его мерками и критериям 1990-х гг. Но все равно ситуации разные, впрямую сравнивать их нельзя.

В.Шейнис:

Вопрос к обоим докладчикам, и вопрос на интуицию. Гипотеза: ЕР снова получит большинство. Сколько в этом случае вы отводите времени всей этой политической конструкции?

Б.Надеждин:

5-7 лет. Демография неумолима.

А.Макаркин:

Хочу поддержать предыдущий ответ. Кудрин недавно говорил, что мы сводим бюджет только при 108 долларах за баррель. Так что даже высокие нефтяные цены уже скоро перестанут помогать.

По поводы шансов ЕР: я думаю, что ЕР они получат достаточно много. Названные коллегой Надеждиным 29% по Московской области – это ведь от всех избирателей, а от тех, кто придет на выборы – это как раз 50%.

С.Горина:

Законодательная власть по идее должна контролировать исполнительную. Как Вы относитесь к тому, что представители исполнительной власти избираются в представительные органы. Не от этого ли все наши беды?

Б.Надеждин:

Что тут сказать? Вы правы, это очень плохо.

А.Макаркин:

В 1906 г. депутат Первой Государственной думы Владимир Набоков сказал: «исполнительная власть да преклонится перед властью законодательной». Вскоре после этого Думу распустили. В 1993 г. законодательная власть тоже решила, что исполнительная должна перед ней преклониться – и закончила она тоже плохо. Так что у нас исполнительная власть доминирует исторически.

Что касается формальной стороны дела, то исполнительная власть «паровозит» списки давно, и в парламент они не идут. Однако в нынешней ситуации есть нюанс: некоторые наши министры могут оказаться в Думе, чтобы обойти закон, запрещающий чиновникам возглавлять советы директоров госкорпораций.

Я.Паппэ:

Вы всерьез назвали «Яблоко» либеральной партией – или так, по привычке?

А.Макаркин:

Всерьез. Я считаю, что это левые либералы, социал-либералы.

С.Каспэ:

Перед началом общей дискуссии расскажу историю, иллюстрирующую степень дезорганизации, возникшей в ЕР в связи с созданием ОНФ. Имена, как положено, изменены. В некоем регионе готовят предложения по списку ЕР и подают их в Москву. Им возвращают список со словами: «Никуда не годится! Вы проявили политическую близорукость! У вас в списке нет Буреломова!». При этом надо понимать, что ни в администрации, ни в партии вообще никто не знает, кто такой Буреломов. Его начинают искать по всему региону. Находят. Буреломов вопит от ужаса: «Да не хочу я ни в какую Думу, отстаньте от меня с вашей политикой!». Выяснилось, что сам он – средней руки бизнесмен. СРО, в которой он состоит, в Москве вступила в ОНФ, и им сказали дать свои предложения по спискам. Ну, они и дали. Не спросив Буреломова. Кстати, я потом специально посмотрел утвержденный список – Буреломов таки вошел. Эта история многое говорит о степени осмысленности и организованности процесса формирования будущего парламентского большинства.

Ю.Нисневич:

То, что мы обсуждаем, не имеет никакого отношения ни к выборам, ни к партийным системам. В стране есть одна более или менее партия (КПРФ), а все остальное – хлам. ЕР – не правящая партия, даже ее списки формируются в Кремле. Государственная дума – не парламент, а орган, штампующий решения. Сколько получит ЕР? Я вам сейчас скажу: получит 65%. Эту цифру уже назвал Чуров. Все ясно? Наш разговор – не про выборы, а про декорации. Не получилась партия «Правое дело», ну и Бог с ней, кого она волнует? Миронов держится только на административном ресурсе. Единственная реальная партия получит голосов столько, сколько ей позволят набрать.

А.Окара:

Российская политическая система имеет очень эффективный инструментарий для пресечения протестных настроений. Свобода слова, свобода информации, свобода выезда – все это клапаны, которыми режим выпускает пар. Предельно эффективное средство – социальная маргинализация. Режиму нужны подданные (условно говоря, слушатели радио «Шансон»), а не граждане, нужно общество без субъектности. Ключевым сюжетом последних дней в публичной сфере стал спор о 20 триллионах – деньгах, которые пойдут на армию. То есть существует некий контракт между «Политбюро» и силовыми ведомствами, который состоит в этих 20 триллионах, в посещении Медведевым учений, на которых отрабатывалась тактика борьбы с восставшими слушателями радио «Шансон»…

Сложился абсолютно неуправляемый хаос: ЕР, когда Медведев ее возглавил, автоматически превратилась в партию «хромых уток». ЕР перестает быть контуром власти, иллюзии развеялись. Политическая система имеет еще один способ поддерживать свое существование – провоцировать внешнюю агрессию. Вот та тема, которая способна еще раз сплотить общество вокруг центральной власти и дать ей хоть какую-то легитимность. Она и будет ключевой в ближайшее время.

В.Игрунов:

То, что у нас происходит, действительно не имеет отношения к партиям. У нас функционирует административное управление, и мы говорим всего лишь о его инструментах. Но самое главное – в тех фундаментальных процессах, которые идут в стране. То, что мы имеем сейчас, представляет собой уродливое восстановление прежнего государства, с единственным отличием – без общеобязательной идеологии. Бетонируется система управления, механизм власти становится непроницаемым со всех сторон. Общество отдельно, власть отдельно: власть думает, что сможет решить любую проблему, у нее нет механизмов обратной связи с обществом. Население ведет себя пассивно, но в случае возникновения кризисной ситуации его поведение будет непредсказуемым. Такая ситуация и сломит систему.

С.Каспэ:

Прошу прощения. Я тоже помню СССР, и мне удивительно слышать Ваши слова. Если это государство без общеобязательной идеологии, то это другое государство. Совсем другое.

А.Музыкантский:

Тут много говорилось про ОНФ – зачем он создавался, что из этого вышло… Дело обстоит сложнее. Наши руководители не близоруки, они многое предвидят. В России сейчас источником легитимности являются всенародные выборы. Раньше была божественная санкция, потом партия, а теперь вот выборы. Они обеспечивают легитимность власти. Если ЕР побеждает на этих выборах прежними способами, то эту свою функцию выборы не выполнят. ОНФ – попытка имитировать базу легитимности, что-то вроде всенародного референдума. Такой смысл вкладывали создатели в ОНФ.

Политическая система в России никогда не имела механизмов адаптации к вызовам. Западная цивилизация давно такие механизмы выработала, в России они не приживаются: ни свободная пресса, ни митинги, ни демонстрации. Если система управления не обладает такими механизмами, то она долго существовать не может. У нас есть более свежий пример, не только перестройка в СССР, но и арабские страны. Египет стоял выше России по многим социально-экономическим показателям, но и там рвануло. Просто потому, что достали. Изменения могут произойти и в России. Власти нужно делать какие-то совершенно новые для нее шаги, чтобы избежать этого сценария. Не уверен, что она на это способна.

М.Савин:

То, что мы видим, представляет собой сильнейший удар по партийной системе. Исчезает конкурентная среда и в экономике, и в политике. ОНФ легитимность не обеспечит. У структуры ОНФ нет никакой правовой основы, это серьезный симптом. Даже программный документ не смогли составить! Конечно, того комфорта в парламенте, который был у ЕР раньше, теперь не будет. Мы имеем только ручное управление, а в кризисные моменты ручное управление может сдать сбой. Главное – как поведет себя протестный электорат.

С.Магарил:

Ахиезер не просто писал о социокультурной инверсии, он употреблял выражение «коса инверсии». Момент взрыва непредсказуем, социокультурный раскол, породивший в XX веке механизмы самоистребления нации, воспроизводится снова.

Я.Паппэ:

Если бы я согласился с большей частью того, что здесь говорилось, то немедленно пошел бы в аптеку за успокоительным. Что мы вообще обсуждаем – многопартийность или социально-политическую систему в целом?

Говорилось, что социальный контракт государства и общества невозможно выполнить. Возможно. И раньше были проблемы, которые казались нерешаемыми, и они решались. Помните, как тревожила нас проблема неподъемного государственного долга? И что? Долг. выплачен, и мы тут же о ней забыли. Да, демография вещь серьезная, и без пенсионной реформы мы не обойдемся, но она совершенно необязательно будет убийственной.

Экономика, дающая 3-4% роста после кризисного спада – не самая плохая экономика. Может быть, и не так важно, в каких ритуалах выражено доверие народов своим элитам, это зависит от специфики стран.

А.Музыкантский:

Яков Шаявич, речь идет о смутном времени, революции как о механизме смены власти. Бывают ритуалы доверия, а бывают и ритуалы недоверия. На Западе это демократические механизм, а у нас механизм смены власти – катастрофа.

В.Игрунов:

Вы говорите про отсутствие экономических импульсов для нестабильности, но Египет показал, что дело не обязательно в экономике. Власти видят эту проблему: ОНФ – действительно попытка восполнить дефицит легитимности, и попытка неудачная. У нас катастрофа легитимности, но легитимности не власти, а всего государства. После 1991 г, Россия не выработала никакой идеологической схемы, которая бы обеспечивала легитимность государства в том виде, в котором оно есть. Вот о какой катастрофе я говорю.

С.Каспэ:

Кстати, катастрофа неизбежна всегда, это следует из самой же теории катастроф. Катастрофа есть закономерное окончание любой стабильности. Вопрос в том, когда именно произойдет катастрофа; и на него у нас ответа покамест нет.