Национальная безопасность страны: смена дискурса (2 декабря 2010)

Главная страница ~ Семинар "Полития" ~ Национальная безопасность страны: смена дискурса (2 декабря 2010)

- новый рейтинг угроз национальной безопасности: мнение экспертного сообщества;

-  современные приоритеты национальной безопасности: от внешнего врага — к внутреннему;

-  мера ответственности и оценка деятельности специальных ведомств;

-  насколько элита едина в понимании угроз и приоритетов национальной безопасности? 

– эти и смежные вопросы явились предметом совместного исследования Института социологии РАН и Исследовательской группы ЦИРКОН (при финансовой поддержке Фонда Фридриха Эберта). В рамках проекта осуществлен опрос более 130-ти экспертов – как «теоретиков», так и «практиков» в области национальной безопасности. С базовыми сообщениями о результатах исследования выступили И.В.Задорин (ЦИРКОН) и В.В.Петухов (Институт социологии РАН). Доклады сопровождались презентациями (презентация Задорина – 1 Mb; презентация Петухова – 0.8 Mb), без обращения к которым использование отчета о семинаре будет крайне затруднено

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

С.Каспэ:

Признаюсь, у меня давно была мечта (сопряженная с ужасом, конечно): однажды начать семинар словами «Дамы и господа! Отечество в опасности!» Сегодня такая возможность появилась – наше сегодняшнее заседание посвящено проблемам национальной безопасности и тем угрозам, которые в этой сфере возникают. Или, точнее, тем угрозам, которые присутствуют в сознании российского экспертного сообщества и уже в силу этого являются социальным и политическим фактом.

И.Задорин:

Мы часто выступаем на семинаре «Полития», семинаре скорее политологическом. Тема, о которой мы будем говорить сегодня, для нас довольно необычна – странно, что социологи высказываются на тему национальной безопасности. Но дело в том, что не само состояние национальной безопасности и не угрозы ей нас интересовали. Мы исследовали состояние экспертного сознания относительно этих сюжетов, мы пытались понять, насколько оно консолидировано по поводу проблем национальной безопасности, источников угроз и в отношении расстановки приоритетов соответствующей политики. Материал был собран довольно богатый, некоторые из здесь присутствующих участвовали в этом опросе. Итак, мы представляем результаты совместного исследования Института социологии РАН и исследовательской группы «Циркон», поддержанное Фондом Фридриха Эберта.

Восприятие экспертами состояния национальной безопасности оценивалось нами по четырем крупным блокам:

1) состояние самой национальной безопасности;

2) расстановка приоритетов угроз;

3) расстановка приоритетов источников угроз;

4) оценка эффективности субъектов защиты от этих угроз.

Надо сказать, что в случае экспертных опросов нет понятия репрезентативной выборки, однако мы стремились к максимальному охвату разных категорий специалистов. В числе опрошенных были:

1) теоретики-ученые;

2) практики-госслужащие;

3) практики-общественники (гражданские активисты, журналисты, правозащитники и т.д.);

Мы опросили больше сотни экспертов и получили следующие результаты:

Общая оценка уровня национальной безопасности оказалась довольно ожидаемой: никто не отметил, что текущее состояние национальной безопасности вызывает низкий или очень низкий уровень тревоги, уровень тревожности скорее слегка повышенный.

Мнение экспертов по вопросу «По Вашему мнению, как изменилась национальная безопасность России за последние 3-5 лет?» разделилось: и хотя большинство уверено, что положение ухудшилось, 25% считает, что не изменилось, а 21% – что улучшилось.

Что касается оценок конкретных угроз, то наши вопросы были основаны на официальных документах, регламентирующих политику в области национальной безопасности. Набор угроз мы взяли в основном из них, а также из СМИ.

Позитивно оценены энергетическая и государственная безопасность, а наибольшую тревогу вызывают безопасность в сфере здравоохранения и здоровья нации и общественная безопасность.

Лидирующие ответы на вопрос «Как Вы считаете, какие из этих угроз требуют приоритетного Внимания со стороны государства и профильных ведомств? На противодействие каким из этих угроз следует в первую очередь направить административные, интеллектуальные, финансовые и иные ресурсы?»:

- коррупция в российских органах власти и административных структурах;

- высокая изношенность основных фондов в промышленности;

- отставание России от ведущих стран в сфере инноваций и модернизации экономики.

И вот это уже интересно: еще 10 лет назад в числе главных угроз фигурировали внешнеполитические, в том числе военные, в том числе связанные с ядерным оружием. Сейчас в топ-10 нет ни одной угрозы, связанной с военно-оборонной тематикой, и это при том, что в опросе в значительном количестве участвовали военные эксперты! Респонденты единодушны: социально-экономические проблемы – главная угроза национальной безопасности.

Самыми незначительными угрозами были признаны:

- военное нападение со стороны других государств;

- возможность международной изоляции России;

- деятельность мирового правительства, сионизм, еврейский заговор, деятельность масонов.

Оценки вероятности дестабилизации внутриполитической ситуации и гражданской войны тоже упали до крайне низкого уровня.

Теперь о субъектах угроз; выявилось несколько групп по-разному оцениваемых акторов. Позитивно оценены все союзы, образованные на постсоветском пространстве (ОДКБ, СНГ, ЕврАзЭС, Союзное государство России и Белоруссии). Негативно – НАТО, МВФ, Всемирный Банк, террористические организации. Но только террористические организации получили выраженно негативную оценку, негативные оценки роли остальных акторов на самом деле близки к нулю.

Теперь об оценке эффективности субъектов противодействия угрозам. Характерно, что лидирующие позиции тут занимают организации, чья деятельность засекречена – ГРУ, СВР. Реальной информации у большинства экспертов о них не может быть – это, скорее всего, следствие некоторой мифологизированности сознания. Опрос, кстати, проводился до известного «шпионского скандала», точнее, до того, как стали известны его причины.

Подчеркиваю: по большинству оценок не было достигнуто консолидированной согласованности. Коэффициент согласованности плохой у всех опрошенных групп экспертов, в том числе серьезная рассогласованность внутри группы госслужащих.

Наконец, мы задали еще два вопроса: об оценке влияния гражданского общества на состояние национальной безопасности и об оценке влияния общественного мнения на состояние национальной безопасности. Эти вопросы казались нам провокационными, так как сама проблематика национальной безопасности всегда относилась к числу сугубо элитных тем, какое уж тут общественное мнение и гражданское общество… Однако выяснилось, что описанный поворот в восприятии проблем национальной безопасности, смещение фокуса внимания с внешних аспектов на внутренние поменял и отношение к гражданскому обществу: эксперты на удивление единодушно оценили влияние гражданского общества и общественного мнения на проблемы национальной безопасности как позитивное.

Впрочем, эксперты есть эксперты, и не случайно их многие называют «торговцами страхом». Эксперты остались верны себе: большая часть их сказала, что положение в области национальной безопасности в дальнейшем будет только ухудшаться.

В.Петухов:

Мне кажется закономерным и естественным, когда мы обращаемся к такой теме, поднять вопрос о соотношении элитных и массовых настроений. Насколько совпадают взгляды экспертов и населения?

Так вот, хорошо видно, что сближение мнений населения и экспертов происходит. Сама палитра угроз сильно трансформировалась: если в середине 1990-х были актуальны угрозы распада государства, то сейчас все говорят, что главная проблема – здоровье нации. Это означает, что не все изменения последних лет к худшему, многие старые страхи действительно уходят.

В ходе массового опроса мы зафиксировали, что благополучной ситуацию называет 16% сограждан, а экспертов – 24%. Доли «катастрофистов» еще ближе и сравнительно невелики – 11% и 9% соответственно. Большинство же считает, что ситуация неблагополучная, но все же далекая от катастрофы.

Изменилась и сама иерархия, номенклатура тех угроз и вызовов, которые беспокоят население.

Самые актуальные для населения проблемы носят социальный характер: рост цен, бедность, безработица, распространение алкоголизма и наркомании. Эксперты же опасаются всего того, что можно назвать демодернизацией государства. Проблематика терроризма и Кавказа ушла задний план и для тех, и для других – сказывается привыкание.

Если в 2008 г. (после войны с Грузией и начала мирового кризиса) люди остро переживали бессилие России перед лицом внешних угроз, то уже в 2009 г. общество переключается на внутренние проблемы Естественно, что население в большей степени, чем эксперты, подвержено информационному влиянию и инспирированным им перепадам настроения. Очень трудно стало различать, где реальное проблемное поле, а где сконструированная пропагандой и СМИ реальность. Люди, отвечая на вопросы, часто воспроизводят то, что они видят «в ящике». Но не всегда.

С.Каспэ:

Я правильно понимаю, что никакой разницы между позициями трех подгрупп ваших экспертов выявлено не было?

И.Задорин:

Нет, различия, безусловно, можно выделить, есть различия в восприятии разных типов страхов. Общественники и теоретики довольно близки, отличаются госслужащие – более оптимистичным взглядом и пониженными оценками опасности угроз. Более опасными проблемами они считают те, которые проходят не по их ведомству.

Восприятие угроз удивительным образом зависит не только от профессиональной позиции, но и от информационного фона, влиянию которого эксперты, оказывается, очень сильно подвержены. Вообще-то это нехорошо.

Еще есть большое различие между Москвой и регионами: регионы заметно более катастрофичны.

Ф.Шелов-Коведяев:

Можно ли сделать такой вывод, что 44% тех, кто считает, что гражданское общество никак не влияет на национальную безопасность, и 51% тех, кто считает, что общественное мнение никак на нее не влияет– это практики?

И. Задорин:

Мы сделали строгую кластеризацию экспертов по близости их ответов между собой. Мы пытались найти, что определяет профессиональный статус. Госслужащие выделились в отдельную группу, а вот у остальных групп профессиональная позиция не определяет катастрофист человек или оптимист.

Насчет практиков: логика их мышления следующая – госслужащие, с одной стороны, более склонны к трансляции социальной нормы (того, что в данный момент ей считается), с другой стороны, рефлексирующий практик понимает, что есть проблемы (например, демографическая), с которыми ни одно государственное ведомство без поддержки гражданского общества не справится.

Ю.Нисневич:

Почему в вашем списке вообще нет вопросов о внутриполитических угрозах?

И.Задорин:

Нет, Такие вопросы задавались, но ответы на них не занимают верхних строчек. Соответствующие риски оцениваются крайне низко.

В.Зорин:

Я правильно понимаю, что коррупция в иерархии угроз с точки зрения массового сознания занимает далеко не первое место? Как вы это объясняете?

В.Петухов:

Коррупция уступает только более близким, жизненным проблемам – бедности, безработице и т.п. Коррупция начинает восприниматься как некая данность, сделать с которой ничего невозможно.

И.Задорин:

Хочу заметить, что в другом нашем опросе, посвященном критериям успеха модернизации, главным свидетельством такого успеха граждане назвали именно уменьшение коррупции и сокращение административного аппарата, причем с большим отрывом от других ответов. Коррупция – обыденное дело, но именно ее снижение будет основным свидетельством реальных перемен в стране.

В.Зорин:

Я правильно понял, что религиозный экстремизм и национализм находятся на периферии общественного и экспертного сознания?

И.Задорин:

«Религиозные» угрозы точно не воспринимаются всерьез. С национализмом сложнее.

В.Петухов:

Национальный вопрос сам по себе не актуален, он становится важен лишь тогда, когда начинает взаимодействовать с другими угрозами, чаще всего социальными проблемами.

В.Шейнис:

Я хотел бы взглянуть на проблему национальной безопасности сквозь призму официальных документов. Итогом моих исследований этого сюжета стал цикл статей в журнале «Полис» (№ 5 за 2009 год, №№ 1 и 2 за 2010 год).

Так вот, данные, которые сегодня были представлены, являются практически зеркальным отражением того, что происходит в сфере официального формулирования проблем национальной безопасности. Официальные документы все дальше расходятся как с реальным положением вещей, так и с экспертными оценками.

Если в первых документах российской власти на эту тему цепочка защищаемых объектов выстраивалась так: личность – общество – государство, то теперь все стало с точностью наоборот. Главные приоритеты сейчас: оборона и государство, все остальное на втором плане, и единственный путь обеспечения безопасности – укрепление государства.

Изменился взгляд на внешнюю и оборонную безопасность: сферой национальных интересов России теперь объявлен весь мир. Вместо политики компромиссов и союзов декларируется исключительная опора на собственный экономический и военный потенциал.

Главная опасность, с точки зрения авторов официальных документов, исходит от НАТО и США, в то время как мировой терроризм идет в самом конце списка угроз. «Многовекторная политика» расшифровывается как экономическое сотрудничество с Европой без попыток принять европейские нормы и ценности. В «Концепцию внешней политики» включили даже критику избирательного подхода к истории. Ну какое отношение исторические оценки имеют ко внешней политике?

Военная доктрина выводит на первый план угрозу расширения НАТО, ее приближения к границам нашей страны.

Экономическая безопасность: в официальных документах поставлена задача переместиться с седьмого на пятое место в мире по величине ВВП. А не важнее ли ВВП на душу населения?

Главной экономической угрозой, совершенно обойденной в официальныз документах, я бы назвал проблему коррупции. Средства борьбы с ней известны: парламентский контроль, реальное разделение властей. Но эти средства идут в разрез с нынешним политическим курсом.

Общий вывод: официальные документы существуют не для ранжирования конкретных угроз и не для выработки мер противодействия им, а для оправдания целого ряда сомнительных политических решений, воздействия на общественное мнение и обеспечения общественного консенсуса в пользу групп, контролирующих информационное пространство.

Ф.Шелов-Коведяев:

Мне кажется, стоит спросить экспертов, согласны ли они с той картиной, которая получилась по результатам опроса – то есть провести вторую волну исследования. Результаты могут оказаться совсем другими. А что касается официальных документов, то важно понимать, что уже на стадии технического задания их авторам дается некая установка, отойти от которой они уже не могут

П.Золотарев:

Я согласен с тем, что наши официальные документы о сфере безопасности направлены на то, чтобы закрепить установку «человек для государства». Между прочим, любой механизм, закрепляющий государственные интересы как приоритетные, на самом деле ведет к увеличению коррупции.

Ю.Нисневич:

Главная угроза национальной безопасности – действительно коррупция. Но надо понимать, что коррупция есть явление политическое, а не экономическое. Никакая модернизация это государство уже не спасет, нужна не модернизация, а реконструкция – радикальная перестройка политики, экономики и социальной сферы. На мой взгляд, важнейшая проблема национальной безопасности в том, что граждане живут сами по себе, а власть сама по себе.

В.Зорин:

Лично для меня было очень угнетающим открытием, что общественное мнение и мнение экспертов совпали по многим позициям. Это говорит об гипертрофированном информационном влиянии и на общественное сознание, и на экспертов. Например, реальное положение дел в сфере миграции вообще никак не коррелирует с информационной картиной.

И.Гаврилова:

Неудивительно, что совпали оценки общественного мнения и экспертов, так и должно быть. Я думаю, что оценка катастрофичности ситуации связана с осведомленностью: чем более осведомлен эксперт, тем более он пессимистичен.

И.Задорин:

Да, мы думали сделать второй тур, показать экспертам результаты, затем подкорректировать согласно их оценкам результаты первого тура – стандартная процедура… Но практика показывает, что позицию эксперта в большей степени определяет не его профессиональная, а его социальная позиция, которая является более устойчивой. Это надо всегда учитывать, при проведении экспертных опросов

Другой момент: надо понимать, что эксперт является специалистом только в одном вопросе, а во всех остальных он выступает как обычный человек. Этим и объясняется совпадение результатов экспертного и массового опросов. Узнать, насколько реальными сведениями обладает эксперт, в рамках социологического исследования не представляется возможным.

Хочу закончить одним вопросом: а какой уровень согласованности в оценках угроз экспертным сообществом нам нужен? Может быть, такая разобщенность и раздробленность естественна? Есть ли тут вообще норма, на которую следовало бы ориентироваться?