– ожидаемые масштабы переформатирования партийно-политического пространства;
– парламентская, непарламентская, внесистемная оппозиция – перспективы стирания границ;
– вероятность и возможные формы консолидации различных секторов партийно-политического спектра;
– стратегия и тактика Кремля в изменившихся политических условиях –
эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов. Семинар открылся специально подготовленными выступлениями Ю.Г.Коргунюка (ИНДЕМ) и Е.Б.Сучкова (Институт избирательных технологий).
NB!
Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.
Ю.Коргунюк:
Процесс переформатирования партийной системы уже начался и будет набирать обороты дальше, поэтому нужно попытаться спрогнозировать его масштабы и глубину. Переформатирование было предопределено – хотя бы потому, что в основе прежней системы лежал административный ресурс, очерчивающий ее границы и определяющий суть. Этот ресурс применяется по всему миру, но у нас он является не периферийным, а доминирующим. Административный ресурс дает неплохой краткосрочный эффект, но с какого-то момента его эффективность резко снижается, как у допинга, – и дальше речь идет уже не об эффективности, а о том, сколько еще протянет «игрок», подсевший на допинг. Это осознавалось создателями партийной системы, поэтому изначально готовились меры, способные компенсировать, смягчить неизбежное снижение эффективности ресурса.
Где-то с осени 2009 г. в регионах что-то стало идти не так: на значительной части участков пришлось прибегать к вбросам (об этом можно судить по сильной корреляции между явкой и голосованием за «Единую Россию»). В Москве именно это, мне кажется, окончательно подорвало позиции Лужкова: если ты способен удержать ситуацию только вбросами, а не личным авторитетом, то вбрасывать-то мы можем и без тебя! Все региональные выборы 2010-2011 гг. показывали, что «Единая Россия» уже не может гарантировать себе большинство без существенных массовых фальсификаций. Стало понятно, что нужно менять правила игры. Ходят слухи, что политические проекты Медведева, анонсированные в декабре 2011 г., были подготовлены намного раньше, и я тоже так думаю. Однако важно было не делать поспешных шагов, ведь система может стагнировать долго (пример – Институционально-революционная партия Мексики в 1980-х гг.).
Поэтому меры вводятся поочередно. Один из первых законопроектов, снижение минимального порога численности партий, отсылает к опыту 1995 г., когда только четыре партии преодолели 5%-й барьер и все вместе набрали немногим более 50%. Если основная партия получает даже менее 30% голосов, то в условиях пропорциональной избирательной системы у нее все равно будет большинство. Создание подобной ситуации «распыления» голосов позволяет попытаться удержать большинство в парламенте. Но это только расчеты, они могут оправдаться или не оправдаться. Снижение порога численности – наименее опасная уступка.
Вторая мера – выборность губернаторов. У «Единой России» остался только один «мотор»: Путин. Включение губернаторов в списки утратило смысл, поскольку «паровозом» может быть только человек, доказавший, что у него есть собственный политический ресурс, а он выявляется на выборах. Назначенные губернаторы «тянуть» партию не могут. Впрочем, невелика проблема, даже если где-то победит оппозиционер. Латинская Америка имела подобный опыт. Губернатора всегда можно переманить на свою сторону. Как мне кажется, сейчас в Кремле усиленно размышляют над тем, насколько жестким должен быть «президентский фильтр» и нужен ли он вообще. На месте власти я отказался бы от него как от бессмысленного, рисков тут особых не появится.
Есть и другие пока не объявленные, но вполне вероятные уступки (если «Единая Россия» продолжает терять большинство). Прежде всего это возвращение к выборам по мажоритарной системе, к одномандатным округам. «Единая Россия» и сейчас, не получая большинства в регионах, переманивает одномандатников. Здесь риски больше: если ситуация резко изменится, начнут побеждать такие оппозиционеры, с которыми не договоришься. Не нужно забывать, что, кроме борьбы с оппозицией, Кремль вел и борьбу с региональными элитами, пытаясь подмять их под себя: введение пропорциональной системы на выборах в региональные собрания было как раз формой установления централизованного контроля. Если же региональные собрания состоят из одномандатников, то рычаги контроля оказываются у губернаторов – но пусть они будут хотя бы у них, ведь нынешняя ситуация характеризуется словами «не до жиру». Можно вспомнить, как Ельцин в свое время старался провести закон, по которому весь состав Думы избирался бы по мажоритарным округам, потому что от коммунистов исходила более сильная угроза, чем от региональных чиновников.
Третий и последний момент: я не исключаю, что Кремль может разрешить и избирательные блоки. Сейчас это для него кошмарный сон, но рано или поздно встанет проблема ребрендинга «Единой России». Она нереформируема в принципе, поскольку изначально строилась не для того, чтобы быть автономным политическим субъектом. При выборе между управляемостью и самостоятельностью Кремль всегда предпочитал первое. Переименовывать «Единую Россию» просто бесполезно: появления ОНФ никто не заметил. В данном случае единственное, что может как-то компенсировать падение рейтинга ЕР, – хотя бы видимость реального избирательного блока. Впрочем, кроме того, что это трудновыполнимая задача, избирательных блоков боятся и потому, что становится вероятным объединение оппозиции в одну структуру. А вдруг они все-таки договорятся? В любом случае «Единая Россия» будет сдавать свои позиции как партия власти, освобождая пространство для других проектов. Природа политики не терпит пустоты.
Какая из существующих или создаваемых партий может ее занять? Сколько ни смотрю, никто не может, никто не готов. Из парламентских: КПРФ? Золотым временем для нее было существование внутри системы, когда коммунисты пользовались монополией на роль единственной реальной оппозиционной силы. Впрочем, они использовали свои возможности очень неразумно и сами себя загнали в «сталинистское» гетто. Теперь любая попытка выкарабкаться из него чревата расколом. ЛДПР выигрывает только в условиях политической неопределенности, поэтому – тоже нет. На «Справедливой России» – именно в нынешних условиях – будет сказываться тот фактор, что это искусственная структура, созданная при участии Кремля. Миронов и Левичев как лидеры бесперспективны, особенно Левичев. Партию ждут неприятные перемены, возможно, раскол.
Из непарламентских, но зарегистрированных партий: «Правое дело» и «Патриоты России» суть совершенно нежизнеспособные организации. «Яблоко» уже зажилось на этом свете. В том, что оно упорно не вступало ни в какие блоки и союзы, я вижу исполнение требований Кремля. Если бы на декабрьских выборах выступала партия Прохорова, то набрала бы немало голосов только потому, что это «свежая кровь». «Яблоку» нужно раствориться в новых проектах, но оно к этому шагу совершенно не готово.
Из несистемных организаций, которые теперь должны стать системными, только очень небольшое число способно стать хоть чем-то и участвовать в реальной политической жизни, хотя бы в двух столицах.
Попытаюсь проанализирую ситуацию в трех основных сегментах политического спектра.
Либералы. «Яблоко» никуда не уйдет; из Кремля им будут говорить: «Вы лучшие, оставайтесь с нами!». Будет создавать партию Прохоров, что тоже поддержат в Кремле, по принципу «разделяй и властвуй». Проблема в том, что ресурс действительно позволяет Прохорову создать партию, но он этим никогда не занимался. Можно было бы пригласить активистов «Правого дела», но одну кампанию они уже провалили. Как поступать? Выяснится в ходе дела, и у Прохорова нет права на серьезную ошибку. Если на первых же предстоящих выборах его партия не получит серьезного регионального представительства, то дело кончено. «ПАРНАС», «Республиканская партия», «Демократический выбор России»: здесь ситуация, на мой взгляд, безысходная.
На левом фланге, кроме КПРФ, есть еще незарегистрированная партия «Рот Фронт». Да, Удальцов стал медийной фигурой, но Тюлькин, наоборот, стал маргиналом. Тоже ничего не получится: нужно как-то выходить на совершенно другой уровень. Исключенные из КПРФ, которые пытаются создать какую-то организацию, вообще в «ультрасталинистском» гетто. «Другая Россия» ни с кем не будет объединяться. Националистам не удастся создать партию – никогда не получалось, да и электорат у Жириновского не увести. Националисты говорят о себе и о своих экзистенциальных проблемах, а не о социальных проблемах электората. Жириновский может быть гибким популистом, националистам это не удается. Они слушают только себя, а не электорат.
Вот Навальный – фигура весьма перспективная. Однако заметьте, что он не присоединился ни к одному партийному проекту, потому что видит, у них будущего нет. Он, конечно, никакой не националист, а популист, он как раз реагирует на аудиторию. Пошел хороший отклик на «РосПил», значит, можно создать и еще нечто подобное. То есть если в оппозиции и возникнет что-то успешное, то оно явно не будет принадлежать ни к одному из указанных сегментов, ни к левому, ни к националистическому, ни к либеральному, а будет эклектичной смесью, объединенной исключительно противостоянием режиму. Путин сам гарантировал наличие базы для антирежимного, антипутинского движения. Поэтому именно такого рода проектам и будут строить наибольшие препоны. Кто в этой борьбе победит, когда победит, – увидим, и довольно скоро, еще до следующих парламентских выборов.
С.Каспэ:
Ремарка: было такое место, где все же заметили создание ОНФ. И это сама «Единая Россия», функционерам которой пришлось тесниться, уступать места в списках каким-то сомнительным гражданским активистам.
Е.Сучков:
В советские времена наука делилась на академическую и прикладную: академическая выясняла, что сделать, прикладная – как сделать. На нашем семинаре примерно то же самое. Я выступлю от имени прикладников. Ведущий поставил задачу: определить ту основу, на которой могут происходить трансформации современной партийной системы.
Чтобы ответить на поставленный вопрос, нужно построить модель этого пространства и понять трансформационные ограничения, накладываемые массовым сознанием. В нем существуют некоторые доминирующие стереотипы. В рамках построения модели (именно применительно к партийному строительству) можно выделить две их группы:
1) Ценности и идеалы, связанные с тем или иным внятным и понятным образом жизни. Три основных варианта: «как раньше», «как теперь», «как на Западе». Это стереотипы, разделяемые более или менее политически ориентированными гражданами.
2) Личностные качества кандидата/лидера партии, в наибольшей степени соответствующие представлениям об идеале избранника: «самый умный», «честный», «справедливый» и т.д. Это личностно ориентированные избиратели. Например, расцвет «Яблока» имел место, когда его лидеры позиционировали себя как «самые честные», и небезуспешно (1993–1995 гг.). То есть они воздействовали на стереотип и получали результат. Однако партия постепенно избавлялась от таких лидеров – и, соответственно, превращалась в секту и теряла голоса.
Задача лидера партии – сформировать образ, который соответствует стереотипам большой группы избирателей. Стереотипы же складываются долго, ими не так легко манипулировать. В нашем политическом пространстве только за тремя политическими идеологиями стоят реальные стереотипы: за коммунистами – стереотип образа жизни 1960–1970-х гг.; за партией власти – нынешний образ жизни, патернализм; за либералами – западный образ жизни. Потенциально есть еще одна позиция – махровый национализм, но ничего подобного, к счастью, на выборах пока не предъявлялось.
Личностно же ориентированные избиратели голосуют за положительный образ лидера, даже если речь идет о выборах по партийным спискам. Хорошо, когда, кроме внятной идеологии, у партии есть и хороший лидер. Причем важно не то, что он сам думает о своих идеалах и целях, а то, каким его представляет электорат.
Идеология политической партии – то, что побуждает не просто проголосовать, но и присоединиться к партии в ее работе. Основные составляющие партийной идеологии: системообразующая идея, момент силы, образ врага. Системообразующая идея (это главная составляющая) – ответ на вопрос, в какое «светлое будущее» ведет нас партия. Она должна соответствовать тому или иному доминирующему стереотипу, и если он представлен в массовом сознании, то электорат приложится. Набор стереотипов ограничен, набор идей тоже: «великая держава», «патернализм», «свобода», «демократия» и т.д. Для определенных групп населения «светлое будущее» совпадает с положительным образом лидера, например генерала Лебедя (к слову сказать, он не выветрился из сознания народа до сих пор). Момент силы – наиболее мощный побудительный мотив присоединения граждан к партии. Например, «объединившись, мы добьемся того, что страна будет великой державой», или «воцарится свобода». Подчеркну, что среди нескольких партий, претендующих на одну и ту же идею, побеждает та, которая представляет наиболее яркого лидера и самый интенсивный момент силы. Наконец, требуется и образ врага, которого нужно сокрушить. Иногда политические организации вообще выстраиваются только от образа врага; в любом случае потеря образа врага для любой политической структуры есть вещь смертельно опасная. Именно это произошло с КПРФ – все исследования показывают, что как только ушел Ельцин, рейтинг коммунистов резко упал.
Поговорим теперь о политтехнологической классификации на основе партийных идеологий. Мы с коллегой Малкиным в нашей работе «Основы избирательных технологий и партийного строительства» выделили три группы партий (за период с 1990 г. по сегодняшний день). 1) Чисто идеологические партии: их «светлое будущее» совпадает с образом жизни («как при социализме», «как на Западе» и т.д.); их сторонники рекрутируются из политически ориентированных избирателей. 2) Партии лидерского типа. Для сторонников главное не то, в какое будущее их ведут, а кто ведет. 3) Партии власти, базирующиеся на идее и практике патернализма. К светлому будущему ведет только сильная и мудрая власть.
Повторюсь: полноценной партии нужен каждый из трех вышеназванных компонентов (системообразующая идея, момент силы, образ врага). Однако важнее всего идеология. Политология занимается много чем – анализом программ, поведения лидеров, их взаимодействия с элитами, сравнивает все это с известными западными моделями… Для политтехнологов же главное в том, какие стереотипы задействует партия своей идеологией.
Идеологические партии – КПРФ и ранний СПС – строились исключительно на идеологии. Были, правда, еще партии, идея которых носила корпоративный характер («Женщины России», Партия пенсионеров и т.д.). Но корпоративная идея слаба – возможно, потому, что она никогда не дополнялась сильным лидером. Сюда же примыкают и националистические партии.
Лидерские партии: партия Лебедя, в определенном смысле – «Демократическая партия России» Травкина, партии и объединения, возглавлявшиеся Рогозиным, «Яблоко». Попытки идеологической самоидентификации «Яблока» продолжались несколько лет и не завершились ничем. Всем понятно, что если убрать Явлинского, то не будет никакой партии. В 1930-е гг. в Германии имела хождение фраза «Наша идеология – Гитлер»; при всем моем неуважении к фашистам, здесь имеет место нечто подобное.
Наконец, объединения, созданные режимом («Наш дом – Россия», «Отечество», «Единство», «Единая Россия»). Они существуют для реализации интересов правящей группировки методами публичной политики и до реальной власти не допускаются, оставаясь подконтрольными породившим их аппаратам власти. Если у власти проблемы, то и с партиями власти происходит то самое, что сейчас происходит с «Единой Россией».
Вице-спикер Государственной думы Олег Морозов дважды объявлял, что напишет идеологию для «Единой России». И однажды даже написал. Его кто-нибудь читал?
С.Каспэ:
Я читал!
Е.Сучков:
Ну, Вы тут один такой. Поскольку идеологию партии власти заменяет патернализм, то все эти попытки оказались провальными. Еще один штрих: у этой партии огромный аппарат, занимающийся работой со сторонниками. Выборы показали, что он не работает: реально «Единая Россия» в декабре набрала 37%, а за четыре года до этого – около 60%. Куда делись сторонники? Когда сама власть и лидер, создавшие партию, популярны, то популярна и партия. Когда нет, сторонники разбегаются.
Я говорил о необходимых условиях для создания успешной партии, но не о достаточных. Достаточные условия – это и финансирование, и яркий лидер, и структуры в регионах, и эффектные политические проекты, реализуемые партией. Но необходимые остаются приоритетными. Сегодня ни одна из оппозиционных политических структур не работает с массовым избирателем через его доминирующие стереотипы. Провал «Единой России» произошел исключительно в результате протестного голосования: кто выступал против нее, тот и получил свой кусок протестного пирога. Однако в долгосрочной перспективе на голом протесте, без предъявления своего «светлого будущего», выехать нельзя. Конструктивных действий в этом направлении я не наблюдаю.
С.Каспэ:
Короткое соображение. Казалось бы, коллега Сучков выступал с сугубо политтехнологических позиций. Однако его выступление хорошо рифмуется с важной мыслью о партийности, некогда высказанной Алексеем Салминым: «Обычное заблуждение вульгарного социологизма – представлять себе партию как организацию, выражающую какие-то интересы. Любая партия – часть не только политического мира в узком смысле слова, но и общества в целом. В этом смысле она первична по отношению к любому интересу, в отстаивании которого ее подозревают». Партия – это не часть государства, и даже не часть политической системы, а часть общества. Только для такой партии и возможен резонанс между ее всяческими репрезентациями и стереотипами массового сознания. Ясно, что последние перемены приведут к созданию тьмы партийных симулякров. Но фундаментальный интерес представляют не они, а то, какие части российского общества получили теперь шанс обрести партийное оформление, чтобы транслировать свои представления о власти и по поводу власти. Вот это и будут настоящие партии – тут важен не только push, но и pull.
Б.Макаренко:
Интересно сделанное коллегой Коргунюком предположение, что власть загодя готовилась к изменениям. Отчасти это может быть, но нашей власти ни в одной из сфер не присуще стратегическое мышление. Тому масса подтверждений: если бы они все заранее понимали, то в 2011 г. многого не стали бы делать. Например, они своими руками удушили партию Прохорова, которая была бы им весьма удобна, если бы спокойно села справа от «Единой России». То, как реформы предлагались и вносились, уж очень походит на ситуативную реакцию – спонтанную и потому нанесшую урон легитимности режима. Что-то сделали по наитию, что-то понадергали из экспертных докладов – и назвали это «политической реформой». Еще один аргумент против этой гипотезы: если власть осознанно идет на реформу, то где понимание ею своего места в новой парадигме? Что будет с «Единой Россией»? Судя по действиям и документам, с ней ничего системного и стратегического делать не собирались и не собираются.
С остальными партиями то же самое. Коммунисты не могли не загнать себя в «ловушку сталинизма». Как и у других партий, их стратегия состояла в том, чтобы не вырабатывать никаких стратегий. Все они вещали своему избирателю то, что ему хотелось бы слышать, и тем ограничивались.
Какие-то элементы системности, конечно, просматриваются: власть не всегда последовательно, вынужденно и спонтанно снимает барьеры на рынке партийной конкуренции, пытается вернуть в политику человека. Ей нужно как бы разнести свой вес на большее количество публичных фигур (губернаторов, депутатов). Власть пытается децентрализовать, фрагментировать свои интересы, чтобы перестать отвечать за региональные провалы. Но несистемного в реформе гораздо больше. Законопроект о выборах в Думу нежизнеспособный и даже вредный – региональные группы при чистой пропорционалке есть в Нидерландах и Израиле, которые несколько меньше России по размерам. Система распределения мандатов между партиями относительно проста, но на внутрипартийном уровне (по мнению коллеги Кынева, единственного человека, который смог ее понять – точнее, говорит, что понял) совершенно непрозрачна. И своей непонятностью она автоматически провоцирует подозрения в нечестности, нарушая основное требование к избирательной системе – ее интуитивная понятность есть главный залог ее легитимности. К тому же многие территории оказываются в заведомо невыгодном положении или вообще лишены мандатов. Стимулы к укрупнению партийной системы в законе вообще отсутствуют.
О последствиях. Хаотизация партийного пространства, которой нас пугают, – сильное преувеличение. По моим расчетам, до получения регистрации дойдет несколько десятков партий. Не все из них дойдут до выборов, так что партий будет не чрезмерное количество. Главное же то, что в реалиях завтрашнего дня непреодоленный кризис власти при любых ее проколах будет порождать острую общественную реакцию. Сейчас Путин уже не «президент всех россиян», не голосовавшие за него уже не связывают с ним будущее государства, – рейтинг партии власти будет убывать, и голоса ее электората будут поступать в распределение между другими партиями.
По перспективам националистов согласен с коллегой Коргунюком. Добавлю только, что, по моим ощущениям, националистический мотив является доминирующим лишь у нескольких процентов населения. В качестве латентного довеска он есть у большего количества граждан, но их приватизировал Жириновский. У Рогозина могло бы получиться отобрать этот электорат, но ни у кого другого не получится. Я не стал бы вовсе отказывать в будущем «Справедливой России». Миронов все же неплохой публичный политик, хоть и не президентского масштаба. Либералы. С одной стороны, двадцать лет нашего опыта говорят, что они не объединятся никогда. С другой стороны, еще никогда средний класс не проявлял себя так весомо количественно и так граждански качественно, никогда не были настолько сильны его запросы на ответственность и подотчетность государства, никогда партия власти не шла на такую либерализацию, никогда за последние 10–12 лет либеральный кандидат в президенты не набирал такого количества голосов. И если у либералов есть еще остатки мышления, они должны использовать эти «никогда» и попытаться договориться между собой. «Пропустить ход» и осмотреться в этой ситуации не получится, шанс будет утерян. Если право на блоки возникнет, его обязательно надо будет реализовать.
В.Игрунов:
Самая главная характеристика нашего общества – оно аморфно. Нет в действительно четкого разделения на эти три ментальности: «жить как прежде», «жить как сейчас», «жить как на Западе». Все три типа взглядов в обществе присутствуют, но они его не исчерпывают и совокупно представляют меньше его половины. Все прочие просто ничего не понимают. Для значительной части общества не существует таких моделей жизни, к которым они стремятся. Это относится и к бунтующему электорату. У них нет четких политических представлений и предпочтений, они ищут себя, но не могут найти.
Структура политической партии необходимо организуется вокруг вождя, но вождь не является простым слепком ожиданий – «самый умный», «самый честный» и т.п., это побочные элементы. Главное в вожде то, что он первый формулирует некий идеал, и тогда аморфный массив избирателей начинает узнавать в этом идеале то, чего они хочет. Вождь первым вербализует то, чего неартикулированно хотят избиратели. Таких вождей в нашем политическом спектре ноль. Навальный, пожалуй, единственный, кто хоть на что-то способен. Примерно такая же ситуация была, когда мы выходили из советского общества – пресс идеологии просто не позволял людям сформулировать свои ожидания. Но зато было много ярких личностей, создавших себя на основе многажды проговоренных западных идей. И народ узнавал себя в их мыслях.
Сегодня ситуация и легче (благодаря опыту прежних лет), но и намного тяжелее, потому что девальвированы все авторитеты и само представление о политике. Поэтому любое партийное строительство в ближайшем будущем обречено на неудачу. Поэтому закон, позволяющий создавать малые политические партии, позитивен, так как в нашей ситуации сейчас нельзя сформировать никакого крупного объединения. Постепенно, через формирование небольших групп и осознание их лидерами ограниченности своих возможностей, они начнут объединяться. Иных вариантов создания большой партии нет, и еще долго просто не появится такой источник средств, который будет готов всерьез вложиться в какой-либо партийный проект. Пока все готовы вкладываться только в «себя, любимого» (но не у всех столько средств, сколько у Прохорова). Но и у него процесс будет длительным и мучительным – партию невозможно построить на началах авторитарного менеджмента.
Я.Паппэ:
А кто сказал, что Прохоров авторитарный менеджер? В тандеме с Потаниным он всегда был вторым. Тандем распался, человек захотел быть первым – но это еще не значит, что он авторитарный менеджер.
Л.Вдовиченко:
В свое время на Западе появились политические объединения нетрадиционного вида, например экологисты. К ним сначала относились несерьезно, но вскоре они стали успешно противопоставлять себя традиционным партиям. А потом уже стали по-настоящему определять политику государства, вошли во власть. Мы этот этап пропустили. Теперь наступает следующий этап, структура общества снова меняется. Зигмунт Бауман одним из первых сказал, что возникло ролевое общество, даже не сетевое: появляется некий сюжет, на который, как пчелы, слетаются люди совершенно разных идеологем, образуя временное объединение для решения проблемы.
У нас формируются новые идеологемы: во-первых, идеологема «жить хорошо», которая не обязательно связана с Западом; во-вторых, идеологема «жить справедливо». Чтобы все были равны перед законом и подчинялись общим правилам игры. Носителем этой идеологемы выступает молодое поколение, получившее образование в 1990-е гг. и оказавшееся между двух других поколений – поколением тех, кто сам находится у власти или около, и поколением детей этих властвующих индивидов. Политики не понимают этого феномена. В результате «образ врага» может совпасть с государством как таковым, которое и мешает жить хорошо и справедливо (Россия, между прочим, родина анархизма). Этот антигосударственный накал потихоньку начинает проявлять себя, и если его вовремя не почувствуют, то пожнут бурю. Явится новый образ идеального общества, радикально не совпадающий ни с тем, что было «раньше», ни с тем, что есть «сейчас», ни с тем, что есть «на Западе», явятся и носители этого образа. Попытка удержать его в старых рамках, дав, например, небольшое политическое представительство, не удастся.
Также надо учитывать и то, что хорошо описано Ульрихом Беком, – новый космополитизм. Сейчас развитие ситуации в той или иной стране определяется уже не столько внутренними факторами, сколько внешней средой – международными законами, мировой системой. Если та или иная страна идет против ветра, внешняя среда начинает лишать ее преференций от нахождения в мировом сообществе. Например, рейтинг коррупции, где Россия в третьей сотне, сильно влияет на приток иностранных инвестиций. Именно внешняя среда во все большей степени определяет внутриполитический процесс.
С.Каспэ:
Кстати, о теме анархизма. Мы привыкли думать о ней юмористически, в основном вспоминая образы анархистов из советских фильмов. Но ведь в 1870–1890-е анархизм прямой и явной угрозой политической стабильности – анархисты и американских, и французских президентов, и испанских премьеров щелкали с совершенной легкостью. Да хоть перечтите роман Честертона «Человек, который был Четвергом» – там анархизм совершенно однозначно рисуется как ужас, нависший над миром. Реанимация такого анархизма вполне возможна, и это будет совершенно не смешно.
В.Шаповалов:
В 2005 г. вышла статья Ходорковского «Левый поворот». Если мы проанализируем современные предпочтения россиян (по ВЦИОМовским опросам о ценностях) и сравним с тем, что было 10 лет назад, то увидим существенные изменения. Ценности, определившие «нулевые» годы, ценности стабильности и порядка, остаются значимыми. Но к ним добавляется третья ценность – справедливость, причем именно в социальном аспекте. «Левый поворот» в середине «нулевых» не случился, но сейчас мы стоим на его пороге. Протестные настроения, характерные для нынешней России, для провинции (не для столиц) – это именно левые настроения. Стало быть, есть шанс на появление новой левой партии. Вопрос в том, кто может создать такую партию и на какой основе? Возможно ее построение на базе профсоюзного движения. Для этого, как мне кажется, нужна революция в профсоюзах. Условно говоря, это может быть молодой профсоюзный лидер, выступивший против своих боссов и оторвавший профсоюзы от партии власти.
Вторая ниша – националистическая, ее не стоит сбрасывать со счетов. Единственная фигура, способная стать альтернативой Жириновскому, – Рогозин. Мне кажется, он может предпринять новый поход во власть, который в нынешних условиях уже будет трудно предотвратить. Рогозин не чужд соответствующих идей и уже вступает на этот путь, поскольку все больше включается в лоно публичной политики.
Либеральная ниша – процент, полученный Прохоровым, способен вселить осторожный оптимизм. Но здесь перспективы самые туманные, поскольку за 15-20% электората будет биться множество кандидатов в вожди.
В заключение скажу, что все-таки партийного хаоса не должно быть. Да, партий окажется несколько десятков, но путь, пройденный нами с 1995 г., позволит избежать прохождения в Думу четырех партий, вместе набравших 50,5% и удвоивших свой результат в ходе передела голосов. Четыре-пять лет до думских выборов – это много, есть время отфильтровать жизнеспособные проекты.
С.Каспэ:
Оспорю один из прозвучавших тезисов – коллега Шаповалов запрос на справедливость автоматически квалифицирует как «левый». Нет. Ни одна политическая сила не имеет монополии ни на какую фундаментальную политическую ценность. Да, различается их иерархия, но в принципе в каждой части спектра присутствуют все они, просто наполняясь разным содержанием. Например, мы видим, как в современных американских спорах о реформе здравоохранения обе стороны апеллируют к «справедливости», однако подразумевая под ней очень разные вещи.
В.Римский:
Раз у власти нет стратегии, значит, у нее есть только тактика, и она проста: любой ценой остаться в политике. Партийная система перестала осуществлять функцию представительства: подавляющее большинство граждан не находит среди партий ни одной, которая представляла бы их интересы. Людей вынуждают голосовать, как-то к этому относиться, но и оппозиционеры не могут сформулировать ясные и привлекательные политические цели и лозунги. Митинговая активность не приводит к росту политического сознания.
С Прохоровым я бы никаких либеральных надежд не связывал. Он сознательно развалил либеральный фланг перед выборами. Наше правительство и так проводит либеральную политику («неолиберальную», с европейской точки зрения). Но у «неолиберальной» партии власти нет либеральных избирателей, поэтому нужно было добиться, чтобы электорат проголосовал за партию Прохорова. Он будет вести себя подобным образом и далее, размывая и раскалывая либеральный, демократический фланг, не давая им объединиться и обеспечивая сохранение нынешней власти.
Левого запроса нет. Требование справедливости выдвигают молодые, успешные граждане. Это тоже неолиберализм в чистом виде: государство должно заниматься очень узким кругом вопросов (защищать права и свободы, если они нарушаются, не вмешиваться, если все в порядке, не вмешиваться в социальную и экономическую сферы и т.д.). В Западной Европе неолиберализм уже провалился, а мы ее только догоняем. Те, кто за «справедливость», не сознают, как выразить себя политически. Если они пойдут в политику, их возьмет Прохоров, и тем самым их запрос будет канализирован. Так что в ближайшей перспективе мы не увидим новых сильных партий, а самым сильным игроком на этом поле останется администрация президента.
С.Горина:
Хотя некая «щель в заборе», окружающем наше политическое поле и приоткрылась, но в нее мало кто ринется. Люди в массе своей считают, что государство должно само заниматься своими проблемами, и не станут заниматься партийным строительством. Так что не будет ничего похожего на избирательную кампанию Обамы, на которую он по доллару собрал миллионы, – у людей либо нет денег, либо они их не дадут.
Ю.Коргунюк:
По поводу поведения власти – спорить не о чем, никто ничего не планирует. Но вопрос в том, насколько вообще реально что-то в политике планировать? Политика похожа на боксерский поединок: бесполезно заранее прописывать, что ты будешь делать в каждом раунде. Существует самый общий план, но иногда и его надо забыть и просто уворачиваться, бегать по рингу.
Вообще же партийные системы складываются вокруг того или иного доминирующего размежевания по Сеймуру Липсету и Стейну Роккану. Доминирующим размежеванием в 2000-х гг. было размеждевание между «властью» и «не властью». Сейчас власть как бы отступает. Но пока остается Путин, это размежевание будет сохраняться как доминирующее. А вот второе по значимости размежевание – между западниками и социал-почвенниками. Как только будет убрано первое, второе сразу прорвется на поверхность и станет сверхактуальным. Появится еще и куча других размежеваний, но о них будет иметь смысл говорить позднее.
Е.Сучков:
Коллега Игрунов заявил, что половина населения вообще не имеет четких политических предпочтений. Действительно; но мы-то моделируем тех, у кого в голове хоть что-то шевелится. Модели строить необходимо, поскольку стереотипы существуют и работают, хотим мы того или не хотим. Относительно другого утверждения Игрунова, что у нас нет и не было такого политического лидера, который повел бы нацию за собой, не согласен. Таким лидером был Путин. В 2000 и 2004 гг. за него реально голосовало более 60% населения.
Закон о партиях в нынешнем своем виде действительно есть профанация партийного строительства, и это очень серьезно. Ведь что сплачивает такое объединение, как Российская Федерация? Страна неоднородна географически, экономически, национально и т.д. Ее сплачивают монетарная система, силовые структуры – и, в принципе, единая партийно-политическая система.
С.Каспэ:
А телевизор?!
Е.Сучков:
Ну да, единое информационное пространство, но это дела не меняет. Любая попытка разрушить целостную партийную систему есть диверсия против Конституции. Поэтому создание блоков и не будет разрешено: ведь тогда элемент профанации исчезает, начинается реальное партийное строительство, которого ни за что не хотят допускать.
Не надо путать запрос на справедливость и патернализм. Это разные понятия. О какой именно справедливости, для каких социальных групп мы говорим?
Самый серьезный вопрос: нужна ли единому государству под названием Россия «партия власти»? Полагаю, что нужна. Я склонен считать, что проблемы Путина начались именно с того, что вместо «партии власти» он занялся созданием вертикали власти, которая и вышла ему боком. Но можно ли, и если да, то как именно, построить в России дееспособную партию власти? Возможно, это тема для другого семинара.
Отчет подготовил Ю.В.Руднев