Политические прогнозы в России: невозможные vs необходимые (26 мая 2005)

Главная страница ~ Семинар "Полития" ~ Политические прогнозы в России: невозможные vs необходимые (26 мая 2005)

Участники заседания

  1. В.С. Автономов (Высшая школа экономики)
  2. Ю.Н. Благовещенский (Фонд ИНДЕМ)
  3. А.В. Варбузов (Финансовая академия при Правительстве РФ)
  4. И.А. Винюков (Фонд ИНДЕМ)
  5. И.Н. Гаврилова (Институт социологии РАН)
  6. О.В. Гончаренко (Центр политической конъюнктуры России)
  7. П.В. Данилин (портал Кремль.орг)
  8. И.В. Задорин (Исследовательская группа "ЦИРКОН")
  9. А.Ю. Зудин (Центр политических технологий)
  10. О.Е. Кузнецов (Экспертный институт)
  11. А.С. Кузьмин (Ассамблея политических экспертов и консультантов)
  12. В.Н. Лысенко (Институт современной политики)
  13. С.А. Магарил (РГГУ)
  14. Р.Е. Паткин ("РП консалтинг")
  15. В.Л. Римский (Фонд ИНДЕМ)
  16. О.А. Савельев (Аналитический центр Юрия Левады (Левада-центр))
  17. Л.М. Селезнева (Финансовая академия при правительстве РФ)
  18. К.А. Чистяков (Центр политической конъюнктуры России)
  19. В.Л. Шейнис (Институт мировой экономики и международных отношений РАН)

- технологии прогнозирования;

- рамки применимости прогнозных оценок;

- уместность прогнозов в непрогнозируемой ситуации –

эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов.

Заседание открылось специально подготовленными докладами президента Фонда ИНДЕМ Г.Сатарова и руководителя Центра исследования политических процессов Института проблем управления РАН Ф.Алескерова. Выступления сопровождались презентациями в формате Powerpoint, без обращения к которым использование отчета о семинаре будет крайне затруднено.

//Презентация Г.Сатарова: Satarov presentation.ppt , 777 kB.//

//Презентация Ф.Алескерова: Aleskerov_presentation.ppt , 272 kB.//

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

С.Каспэ:

Pнать будущее – одна из фундаментальных человеческих потребностей. Поэтому занятие под названием ''политическое прогнозирование'' бессмертно, и все мы так или иначе им занимаемся и будем заниматься. Сегодня мы обсудим специфику этого занятия в российских условиях.

С одной стороны, многие полагают, что наше будущее в принципе непрогнозируемо, особенно сейчас; с другой стороны, в этой непрогнозируемой ситуации мы тем не менее пытаемся строить прогнозы, которые не носили бы характера гадания на кофейной гуще, а, напротив, основывались бы на более или менее строгих технологиях. Две таких технологии нам будут сегодня представлены Георгием Александровичем Сатаровым и Фуадом Тагиевичем Алескеровым. Выполненные ими прогнозы имеют довольно значительную политическую составляющую, но нам бы хотелось сегодня сосредоточиться на ''кухне'', на технологиях – поговорить о том, как это делается, правильно ли это делается, можно ли улучшить эти технологии и, главное, каковы рамки их применимости.

Г.Сатаров:

Эту небольшую работу мы сделали совсем недавно, буквально месяц назад. Сама работа получилась небольшая, но технология, лежащая в ее основе, развивается в фонде ''ИНДЕМ'' с 1998 г. Это определенный метод анализа экспертной информации и обработки нетривиальных данных. Но именно к задачам прогнозирования эту технологию мы сейчас применили впервые.

При решении любых нестандартных, нетривиальных и ''размытых'' задач мы всегда обращаемся к экспертам, особенно когда это касается прогнозирования. Я напомню, что это древняя традиция, и такого рода эксперты существовали всегда: одни были специалистами по внутренностям животных, вторые – по полетам птиц, третьи – по кофейным пятнам, четвертые – по копоти на оленьей лопатке и т.д. Между обществом и его будущим всегда существовал эксперт-посредник. Сегодня технологии несколько видоизменились, количество жертв среди животных сократилось, кофе употребляется по назначению, и эксперты используются "в чистом виде": мы обращаемся к ним как к носителям некоего знания, далее это отчужденное экспертное знание определенным образом обрабатывается.

Тут есть одно важное обстоятельство. Когда речь заходит о будущем, экспертам можно задавать два типа вопросов. Первый – это идиотски сложные вопросы, например: ''Оцените шансы революции'' – типичный прогнозный вопрос, но абсолютно идиотский с нашей точки зрения. Поэтому задача обращения к экспертному знанию состоит в декомпозиции вопросов – в сведении сложной задачи к набору сравнительно простых вопросов, ответам на которые мы могли бы в большей степени доверять. Из этих ответов мы и конструируем новое знание. Технология, о которой я буду рассказывать, именно в этом и состоит.

Узнать будущее – невозможно, и мы отдаем себе в этом отчет. Такая постановка задачи просто бессмысленна. Окружающая нас реальность вероятностна, и это касается и элементарных частиц, и социальных явлений. Но можно представить себе возможные варианты будущего и связать их с нашими сегодняшними действиями, то есть оценить, каким образом то, что мы делаем сегодня, влияет на будущее. Мы бы хотели так планировать свои действия, чтобы снизить шансы негативных сценариев и повысить шансы позитивных.

Понятно также, что когда мы говорим о сценариях, событиях и их взаимосвязи, мы изучаем не будущее, а анализируем представление экспертов о будущем. Когда мы осуществляем наши действия, мы исходим из наших же представлений, а представления, как гласит единственная настоящая теорема социологии, теорема Томаса, материальны по своим последствиям. Стало быть, обращение к представлениям – это все равно обращение к чему-то материальному. Когда электричка подходит к Москве, и мы подходим к левой двери в надежде, что она откроется, нашими действиями управляет некое идеальное представление о том, с какой стороны окажется перрон. Точно также в политической жизни наши действия и их влияние на будущее определяются в том числе и нашими исходными представлениями о будущем.

Теперь я перехожу к описанию методики. Все эксперты, с которыми идет работа, разбиты на две группы. Одна группа маленькая, в нее входят те, кого мы называем метаэкспертами – это такие "изощренные" эксперты, которым достается самая тяжелая часть работы. Вторая группа – большая, на нее ложится работа более легкая. Метаэксперты формулируют небольшое число возможных сценариев будущего. Под сценарием понимается не нечто ставшее, состоявшееся и завершенное, а некий процесс, вектор, движение, передаваемый, например, бытовой фразой ''дело явно идет к диктатуре''. Задача метаэкспертов сводится к тому, чтобы выделить несколько таких направлений-сценариев и их вербально описать.

Были выделены следующие сценарии.

1. Инерционный сценарий ''Вялая Россия'', отражающий сохранение существующих тенденций неустойчивости и потенции развития всех других сценариев. Власть слаба и неэффективна, элиты разрознены, население демобилизовано – это во многом описание нынешней ситуации, и смысл сценария в том, что существующий порядок вещей сохраняется. Это коротенький вектор, почти точка.

2. Сценарий ''Диктатура развития''. Это вектор в сторону ужесточения режима. Некая элитная группировка побеждает и берет на себя ответственность за наведение порядка, прекращение беззакония. В представлении наших экспертов это ''пиночетовский'' вариант – то есть не то в точности, что было в Чили, а то, что называется "чилийским вариантом в России".

3. Сценарий ''Охранная диктатура''. Одна из элитных группировок побеждает и продолжает имитацию модернизации вместе с воровством и беззаконием.

4. Сценарий ''Революция''. Нелегитимная или квазилегитимная смена режима с опорой на уличную активность больших групп населения, причем несущественно, кто именно перехватывает власть – важно только то, что нынешний режим терпит крах в таком драматическом варианте.

5. Последний вариант - ''Smart Russia''. Это движение по западному сценарию, возврат к политической конкуренции, эффективность правовых институтов – в общем, все то, что с некоторой натяжкой можно назвать демократическим сценарием.

Вторая часть работы метаэкспертов – описание возможных сюжетов, которые могут иметь место в ближайшей перспективе и могут изменить политическую реальность. Например – досрочная отставка правительства, раскол в правящей группировке, изменение рейтинга Путина, изменение степени контроля над ситуацией в регионах со стороны региональных властей. Метаэксперты остановились на списке из 19 сюжетов. С каждым из сюжетов связано несколько исходов, три или максимум четыре. Например, сюжет "Раскол в правящей группировке" имеет следующие возможные исходы:

1) ничего не изменится;

2) постепенная, но ощутимая фрагментация;

3) взрывной распад.

Исходы каждого сюжета формулируются метаэкспертами в процессе коллективного обсуждения. Сюжет – это пучок взаимодополняющих событий, которые образуют полное поле вероятностей.

С.Каспэ:

''Четыре мушкетера скачут в Лондон''. Возможные исходы – доскачет ноль, один, два, три или четыре.

Г.Сатаров:

Дальше – ядро технологии. Перед каждым метаэкспертом ставится следующая задача: ''Представьте себе, что реализовался некий сценарий. Допустим, что мы находимся в 2008 г. и реализовался сценарий ''Вялая Россия''. Как бы Вы оценили шансы различных исходов некоего события, зная, в каком будущем Вы находитесь?''. Поместив себя в каждый из возможных вариантов будущего, метаэксперт должен был оценить шансы каждого из исходов сюжетов. Возьмем одну таблицу для одного конкретного эксперта. Этот эксперт считает, что если мы окажемся в сценарии ''Вялая Россия'', то, вероятнее всего, что досрочная отставка правительства не состоится (80%). А если бы мы были в сценарии ''Smart Russia'', то досрочная отставка правительства происходит, и назначается новый либеральный премьер. Каждый метаэксперт должен был задать эти условные вероятности внутри каждого сюжета при условии, что реализуется тот или иной сценарий. Таких табличек для каждого метаэксперта 19.

Затем – второй этап экспертизы, в котором участвует уже большая группа экспертов. У нас их было порядка 60, причем были представлены разные фрагменты экспертного сообщества. Эти эксперты должны были решить уже другую задачу: не зная ничего о сценариях и оперируя только сюжетами и их исходами, оценить шансы исходов. В каждой из 19 таблиц эксперт должен был ''разбросать'' сто процентов шансов между возможными исходами. Например, сюжет №19, ''Действия Запада в отношении России''. Здесь четыре исхода:

1) усиление поддержки режима Путина;

2) сохранение нынешней неопределенно-осторожной позиции;

3) одиночное травмирующее действие в отношении России;

4) массированная атака серией травмирующих действий в отношении России.

Таким образом, мы получаем условные вероятности сюжетов и событий, и теперь можем, по Байесу, посчитать вероятности сценариев. Сама математическая идея незамысловата. Вероятности отдельных событий, причем постоянно обсуждаемых, оценивать легче, чем вероятности глобальных сюжетов, поэтому такая декомпозиция позволяет задать экспертам простые и легко интерпретируемые вопросы. Попутно, конечно, возникает много математических задач, решение которых позволяет извлекать дополнительную информацию.

Внутри этой большой технологии мы также реализовали некоторые дополнительные игры. Представим себе упертого эксперта, который раздает вероятности только 0 и 100, считая, что определенно будет только одно из событий, и который очень политически ангажирован. Например, это может быть шизофреник, который бредит апокалипсисом и полагает, что в рамках любого сюжета будет происходить только самое страшное и катастрофическое.

Я.Паппэ:

А эксперты, о которых идет речь, знают сценарии?

Г.Сатаров:

Нет, они знают только сюжеты. У каждого эксперта есть некоторое представление, исходя из которого он раздает вероятности событий. Вот этот гипотетический эксперт, страдающий психозом считает что в жизни всегда реализуется самое худшее. Мы назвали это ''канвой Апокалипсиса''. Досрочная отставка правительства с новым силовым премьером, взрывной распад в правящей группировке, экспроприация крупной собственности, рост нестабильности на Кавказе и т.д. Вторая канва – ''Мечта путиниста''. В каждом сюжете реализуется самое приятное для сторонников Путина событие. Рейтинг стабилизируется, в федеральных элитах доминирует сплочение вокруг Путина, снижается социальное недовольство городских низов и т.д. Третья канва – ''Мечта демократа''. Досрочная отставка правительства с новым либеральным премьером, социальное недовольство городских низов будет нарастать, на фланге демократической оппозиции произойдет вытеснение традиционных акторов новой демократической партией и т.д. Признаюсь, что все три канвы я выдумал сам…

Итак, некоторые итоги. Когда мы получаем условные вероятности для сюжетов и сценариев, мы можем посмотреть, какие сюжеты дифференцируют сценарии, а какие нет. Это понятно из устройства матрицы условных вероятностей. Что, с точки зрения метаэкспертов, слабо влияет на исторические развилки? Изменения рейтинга Путина, политическая ориентация городских низов, настроения среднего класса, структурирование на фланге левой и националистической оппозиции и цена на нефть. В подтверждение последнего тезиса могу привести доводы бизнесменов, с которыми недавно общался. Они считают, что, во-первых, мало шансов, что она изменится, и, во-вторых, даже если изменится – не это главное.

Теперь события, которые выделяют из рассмотренных сценариев два или три. Например, сюжет ''Будет несколько крупных терактов за пределами Чечни на территории России'' влияет сразу на 5 сценариев. Все метаэксперты указали этот исход как событие, имеющее очень высокую вероятность. В матрице условных вероятностей для этого сюжета строки однородны, нет зависимости между сценариями и исходами.

С помощью этих данных мы можем, по результатам работы метаэкспертов, выделить группы событий, сильно влияющих на какой-то конкретный сценарий. Скажем, ''Диктатура развития'': не будет экспроприации, контроль над ситуацией в регионах со стороны региональных властей сохраняется на нынешнем уровне, сохраняется пассивность молодежи. ''Охранная диктатура'': досрочная отставка правительства с новым силовым премьером, не изменяется ситуация в ''коллективном Путине'', проводится операция "Наследник" под силовика. Сценарий ''Революция'': взрывной распад в правящей группировке, крушение лояльности в федеральных элитах, крушение лояльности в региональных и национальных элитах, крушение управляемости в регионах, рост социального недовольства городских низов, обострение ситуации на Кавказе. Сценарий ''Smart Russia'': досрочная отставка правительства с либеральным премьером, распад правящей группировки, отсутствие экспроприации, контроль за ситуацией в регионах, сохраняется пассивность молодежи, усиление поддержки Западом режима Путина.

Теперь события, которые сочла наиболее вероятными вторая, большая группа экспертов: досрочная отставка правительства не состоится или замена будет несущественной (грубо говоря, Фрадков меняется на такой же невнятный и бесполезный экспонат), очаговая потеря управляемости в регионах, социальное недовольство городских низов останется на том же уровне, сохранение зоны нестабильности на Кавказе и возрастание террористической активности за пределами Чечни.

Наконец, шансы сценариев: самые высокие, как мы видим, у ''Вялой России'', несколько меньше у ''Диктатуры развития'', еще меньше – у ''Охранной диктатуры'' и в арьергарде - ''Революция'' и ''Smart Russia''. Это результаты усреднения вероятностей, данных экспертами с различными точками зрения.

Что же получилось с канвами? И канва ''Апокалипсис'', и канва ''Мечта демократа'' приводят к одному и тому же результату – резко возрастает вероятность революции, а шансы остальных сценариев резко падают. Что касается ''Мечты путиниста'', то здесь не происходит такого обнуления, а остается три сценария, из которых самый вероятный – ''Диктатура развития'', потом ''Smart Russia'' и ''Вялая Россия''. В этом нет ничего удивительного, потому что все путинисты как раз аккуратно разделяются на три группы: одни проповедуют диктатуру ради развития, другие мечтают о демократии, третьи тихо воруют в условиях ''вялой России''. Таким образом, идеологически структурировались три компоненты путинизма.

Ю.Благовещенский:

Я хотел продемонстрировать разнообразие взглядов экспертов и метаэкспертов. Например, вы видите здесь (слайд 29) – E1…E5 – это пять метаэкспертов, E – это обобщенный метаэксперт. Для всех шести моделей мы считали усредненные сценарии, и видно, что представления метаэкспертов о будущем очень разнятся между собой.

Также была проведена классификация экспертов, и в результате удалось выделить три класса экспертов: "демократы", "путинцы" и "болото". Интересно, что "демократы" высоко оценивали шансы ''Охранной диктатуры'', а шансы демократического сценария оценивались "путинцами" выше, нежели самими "демократами".

Г.Сатаров:

Если брать прогноз путинцев – темно-зеленые столбики на слайде 31 – то видно, что наиболее высокие шансы они присвоили революции, затем следует демократия, инерция, ''Пиночет'' и диктатура. Эксперты работают ''от противного'' – они выше оценивают шансы того, чего больше всего боятся.

С.Каспэ:

Почему тогда получается, что "демократы" больше всего боятся сценария ''Пиночет'' – модернизаторской диктатуры, а не охранной?

Ю.Благовещенский:

В векторе вероятностей для демократов этот сценарий был оценен как маловероятный.

С.Каспэ:

То есть ''Охранную диктатуру'' все считают невероятной до такой степени, что даже не особенно ее боятся.

Ю.Благовещенский:

Совершенно верно.

Д.Орешкин:

Вопрос простой. Ваши эксперты в Москве живут?

Г.Сатаров:

Метаэксперты были из Москвы. А эксперты из разных мест – Татарстан, Пермь, еще кое-что. Не так много, к сожалению. Политическое разнообразие было гораздо более существенным, нежели географическое.

Т.Кузнецова:

Не совсем четко прозвучало, каким образом определялось, относится ли эксперт к "путинистам", "демократам" или "болоту"?

Г.Сатаров:

По вектору вероятностей. Каждый эксперт – это отдельный вектор вероятностей, и можно было посмотреть, к какому обобщенному вектору он ближе.

Ю.Благовещенский:

Каждая канва выделяет определенный список событий, идеальный, например, для "демократов". После этого я брал обычного эксперта и те события, которые он назвал, и после этого в двумерном пространстве делалась кластеризация.

Ф.Алескеров:

Слушая доклад Георгия Александровича и обдумывая свой я думал о том, насколько математика обедняет жизнь. Не было бы ее – были бы оленьи лопатки, кофе, а так все как-то сухо…

Прогноз, о котором я расскажу, вырос из нашей совместной работы с Виталием Платоновым, в которой мы анализировали систему пропорционального представительства и ввели несколько новых индексов оценки степени представительности парламента. Когда начались разговоры о том, что России следует переходить к пропорционалке, мы взяли и проанализировали на существующем материале, к чему бы это могло привести. Это прогноз на основе ретроспективного анализа, были пересчитаны результаты выборов 2003 г. – что получилось бы, если бы они проходили по пропорциональной системе.

Напомню, что, согласно теореме Дюверже, в пропорциональных системах малым партиям легче получить хотя бы один депутатский мандат, и поэтому это приводит к увеличению числа партий по сравнению с мажоритарными системами. Это гипотеза, высказанная в 1950-е гг., многократно подтверждалась на опыте многих стран.

Мы рассмотрели два сценария позиционирования партий на оси левые-правые, от 0 до 100. Во втором сценарии ''Единая Россия'' рассматривалась как две партии – выделялись ее федеральный и региональный компоненты. Дальше мы считали голоса, поданные за каждую партию. При этом известно, что люди часто голосуют не за свою любимую партию, а за партию, имеющую больше шансов на победу, чтобы не потерять голос (wasted vote).

В сценарии 1 (8 партий) ''Единая Россия'' при пороге в 7% получает 236 мест в парламенте, КПРФ – 98, ЛДПР и ''Родина'' – 62 и 54, СПС и ''Яблоко'' – ничего. В сценарии 2 картина другая. Отмечу, что в будущем это могут быть не обязательно те же самые партии, которые участвовали в выборах-2003, но и их потенциальные ''наследники'', позиционирующиеся в тех же местах на оси.

Отчего возникает искажение предпочтений избирателей в пропорциональных системах? Во-первых, это порог отсечения. Какая-то часть избирателей голосует за малые партии, их мнение в парламенте не будет представлено – это искажение. Затем сама процедура распределения мест при пропорциональном представительстве (в недавно вышедшем препринте Высшей школы экономики мы проанализировали 16 таких систем) не идеальна и является источником искажений. Также это неявка избирателей и голоса ''против всех''. Нам хотелось построить индексы представительности парламента, которые бы все это учитывали.

Один из таких индексов основан на выяснении того, сколько мест в парламенте получит та или иная партия за 1% голосов. Мы проработали достаточно много источников – раньше такого индекса не было. Система пропорционального представительства существует чуть больше 150 лет, и тем не менее такой индекс никем не предлагался. Выборы в Государственную Думу 1993 г. дали значение индекса 1,15, в 1995 г. за 10% голосов партии получали почти 20% мест – достаточно сильное искажение, в 1999 г. – 1,23 и в 2003 г. 1,42.

Следующий индекс – индекс представительности парламента, который учитывает и неявку, и голоса ''против всех''. Максимальное его значение – когда все пришли, все проголосовали, избирательная система сработала идеально – равно единице. Минимальное значение – 0, но это невозможно в силу законодательных ограничений. Если это все посчитать, то для России минимальное допустимое значение индекса – 0,125. Для думских выборов 1993 г. мы имеем 0,44, для 1995 г. – 0,32, для 1999 г. – 0,50 и для 2003 г. – 0,40. А в Швеции, например, значение индекса держится все время на уровне 0,8, что гораздо выше. В Турции же падение значения с 0,75 до 0,43 произошло тогда, когда был введен 10-% порог отсечения.

Вернемся теперь к сценариям. В сценарии 1 мы учитывали 8 партий, в сценарии 2 – 9 партий, в сценариях 2а и 2б фигурирует партия по типу ''Единой России'', которая имеет сильную региональную поддержку и автоматически получает вдвое больше, чем все остальные. По значению индекса представительности, мы не выходим ни для одного сценария на уровень 0,45, что вообще-то очень плохо. Это значит, что половина населения в существующей структуре парламента и модели выборов будет отсечена от представительства.

В.Римский:

Получается, что в нынешней Думе большинство никого не представляет и при этом принимает все решения.

Ф.Алескеров:

Абсолютно точно. Есть еще одна вещь. Если региональная часть ''Единой России'', исходя из построенных сценариев, войдет в альянс с коммунистами, федералам там будет делать нечего, они перехватят все. Это, строго говоря, может ''взорвать'' Думу. Но это чистые, что называется, speculations.

С.Каспэ:

На каком формальном критерии основывалось разделение ''Единой России'' на федеральную и региональную?

Ф.Алескеров:

Анализировались региональные списки, и анализировалось распределение голосов по этим спискам. Вот и все, больше ничего.

Е.Ларина:

В той части презентации, где были приведены расчеты индексов по состоявшимся выборам, получилось, что по 7-процентной системе, ныне принятой, значение искажений составило 1,24, то есть по сравнению с 2003 г. динамика скорее позитивная.

Ф.Алескеров:

Мы учитывали в этих сценариях 8 партий, а на самом-то деле их было гораздо больше. Мы брали в каком-то смысле ''вычищенную'' ситуацию, которой в реальности не было и не будет. Но обратите внимание, что даже при учете только главных политических сил индекс все равно получился низкий.

Г.Сатаров:

И все-таки – какой смысл прогнозировать, когда все настолько неустойчиво и зыбко? Я считаю, что место прогнозам есть всегда, и чем больше мы ощущаем, что определенность уступает место вероятностям, тем более уместны прогнозы. Что прогнозируемо, а что нет? Я вспоминаю эпизод выборов 1995 г., которые по предложенной нам модели дали самые дурные значения индексов. Ровно за месяц до выборов на одном семинаре я делал прогноз, сколько партий должны преодолеть пятипроцентный барьер и сколько они должны набрать. Это была очень простая модель, нужно было оценить только два исходных параметра – сколько партий будет в бюллетене и какой процент наберет победитель. Я тогда раздал участникам анкетки с этими двумя вопросами, тут же на месте ввел результаты в программу, и она выдала результат: четыре партии проходят в парламент и набирают вместе лишь около 50% голосов. На меня тут же начали кричать, что, мол, за бред собачий, как могут эти не пройти, те не пройти… Через месяц прогноз реализовался в точности. Вскоре во вроде бы абсолютно непредсказуемой Грузии прошли выборы, и прогноз по этой модели вновь сбылся. Наука умеет много гитик, другое дело, что мы не всегда знаем, где эти гитики располагаются. Это на самом деле просто повышает нашу ответственность за поиск прогнозируемого. У нас же поведение экспертного сообщества скорее страусиное: спрячем голову в песок и задачу прогнозирования ставить не будем. Наоборот, надо усиливать натиск, поскольку прогноз имеет важную организующую и стабилизирующую функцию.

И.Задорин:

На одном из прошлых семинаров мы уже сталкивались с такой проблемой: мы изучаем объективную социальную реальность с помощью экспертов как измерителей этой реальности, или же мы изучаем только сознание экспертного сообщества, которое может и не соотноситься с этой реальностью. Исходя из того, что я увидел, можно сделать очень интересные выводы об этом экспертном сознании. То, что наиболее вероятными считаются наименее желательные события – это одна из его важнейших характеристик.

Когда мы делали свой экспертный сценарно-прогностический мониторинг в 1991-1995 гг., выявилось одно явление, которое в некотором смысле ''похоронило'' весь проект. Мы тоже предполагали, что будем изучать объективную социальную реальность, и методология там была похожая. Все сценарии делились на три группы. Грубо – оптимистические, пессимистические и status quo. Когда мы начали смотреть, насколько каждый эксперт склонен к тому или иному сценарию, и соотносить это с данными о его персоне, то выяснилось, что базовым фактором, дифференцирующим экспертов, являлся их социальный статус. Эксперты из Администрации Президента, советники правительства и т.д. поддерживали оптимистический сценарий, эксперты из ''красной профессуры'' склонялись к пессимистическому, а отвязные "молодые аналитики" – к status quo. После этого мы проект закрыли. Но результаты изучения экспертного сознания тоже необходимо фиксировать, безотносительно к картинкам будущего.

Теперь по поводу того, что именно нужно прогнозировать. Уже давно существует такой тезис: прогнозируемо все, что неуправляемо, а то, что управляемо, нельзя прогнозировать. Мой учитель Бестужев-Лада в свое время еще усиливал этот тезис, говоря, что в социальном мире вообще-то все управляемо… Он, конечно, утрировал. В социуме есть вещи, которые неуправляемы. Самый простой пример – любые спортивные состязания. В 1995 г. выборы были принципиально неуправляемы, поэтому так все хорошо получилось с прогнозом их результатов. С другой стороны, я думаю, что по результатам, например, этого исследования будут сделаны "оргвыводы", и произойдет либо саморазрушение прогноза, либо его самоосуществление.

Г.Сатаров:

Разрыв между реальностью и экспертным представлением о ней всегда существует, но возникает закономерный вопрос: а что происходит дальше? Меняют ли эксперты свое представление о реальности в силу этого разрыва, или же происходит нечто противоположное? Я утверждаю, что происходит всегда второе. Два примера. Первый: 70 лет в нашей стране занимались тем, что пытались приблизить реальность к абсолютно идиотской и неадекватной модели. Второй: ровно то же самое происходит и сейчас. В своей книжке в конце 1999 г. Владимир Владимирович Путин написал, что ''жизнь на самом деле очень простая штука''. Эти 5 лет происходит примитивизация, упрощение реальности, подгонка под эти представления.

Ф.Алескеров:

Когда-то Марк Аронович Айзерман мне рассказывал, как долго он мучился над тем, публиковать ли его "гипотезу абсолютной устойчивости" – принято все-таки публиковать теоремы и доказательства, а не гипотезы. Потом он ее опубликовал, и мы знаем, какое плодотворное влияние она оказала на исследователей. Экспертные прогнозы точно так же должны оказывать стимулирующее воздействие.

Ю.Благовещенский:

Я недавно разговаривал с Юрием Батуриным и спросил его: что его сильнее всего потрясло, когда он впервые попал в космос. Так вот, сильнее всего его потряс плакат, который висел на орбитальной станции у входа и был первым, что видел каждый на нее прибывающий. На плакате было написано: ''Все будет не так''. На самом деле все действительно будет не так, но дело не в этом. Мы строим свою жизнь по некоторым векторам, а векторное пространство нашего поведения создается именно с помощью прогнозов.

Я.Паппэ:

Почему мы нелюбопытны к прогнозам? Почему и меня очень редко интересуют политические прогнозы? Во-первых, потому, что я экономист. Во-вторых, потому, что я сам достаточно напрогнозировался за свою жизнь. В-третьих, потому, что очень часто встречаются прогнозы, сделанные, с моей точки зрения, некорректными способами. Но в данном случае я вижу один из немногих известных мне примеров политического прогноза, который действительно можно назвать красивой задачей.

Е.Ларина:

В нашей социальной системе масса случайностей. Например, ни в одном из сценариев не были упомянуты техногенные катастрофы, а вчера мы все убедились в их реальности. Если учесть высокую степень управляемости, то получается, что будущее зависит от того, что в голове у управляющих, и от их представления о рациональности. Поэтому часто прогноз зависит от той инсайдерской информации, которой обладает эксперт.

Ю.Благовещенский:

Мы действительно не включили техногенные катастрофы, хотя и обсуждали такой вариант, а также не включили в общий список сценарий развала России. Это связано с тем, что в условиях нашей ''короткой'' экспертизы мы не смогли найти адекватных вопросов для оценки этих событий.