ПОЛИТИКА МОДЕРНИЗАЦИИ И МОДЕРНИЗАЦИЯ ПОЛИТИКИ
– реформа политической системы – прихоть либералов или насущная необходимость?
– сценарии эволюции политической системы: риски инерционного сценария versus риски «открытия» политики;
– «очередность работ» в политическом развитии: основные составляющие программы действий;
– возможны ли консенсус или коалиция вокруг программы политической модернизации?
– эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов, поводом к которому был доклад ИНСОР «Обретение будущего. Стратегия 2012». Краткий и полный варианты доклада доступны на сайте ИНСОР. Материалы доклада представил Б.И.Макаренко (Центр политических технологий). Оппонентом выступил Л.В.Поляков (Высшая школа экономики).
NB!
Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.
С.Каспэ:
Выбор темы сегодняшнего семинара понятен: каждый доклад ИНСОРа привлекает всеобщее внимание, становится политическим событием. Поэтому мы и пригласили коллегу Макаренко представить доклад на наше экспертное обсуждение. На два момента, которые могут развернуть дискуссию в небезынтересных направлениях, я хотел бы обратить общее внимание. Первый: когда я читал самый ранний доклад ИНСОРа (по-моему, еще до его официальной публикации), Борис Игоревич спросил моего мнения – а я не нашелся, что сказать, кроме: «Это так». На что Борис Игоревич ответил: «Именно! Мы и хотели представить набор азбучных истин». В том же жанре выдержаны и все последующие инсоровские документы. Действительно, азбука, алфавит; но возникает вопрос: от того ли языка это алфавит? От того ли он языка, на котором пишется и делается российская политика? Ведь алфавиты бывают разные; более того, есть языки, устроенные принципиально иначе, на иероглифических и иных основаниях. Так вот – как соотносится язык доклада с нашей реальностью? И соотносится ли? Второй момент: среди тех многочисленных критических стрел, которые выпускаются в адрес ИНСОРа, неизменно присутствует и такая: «Зачем это нужно, если все и так хорошо? К чему эти досужие мечтания?». На днях, как Вы знаете, появился еще и доклад ЦСР. Он как раз отвечает на этот вопрос. Более или менее убедительно – другой разговор; я, например, не считаю убедительной вторую часть доклада, потому что напрочь не понимаю, каким образом рекомендованные лекарства помогут от диагностированной болезни. Но делать вид, что ответа нет, более нельзя.
Б.Макаренко:
Доклад ИНСОРа существует в двух версиях – краткой и полной. Краткая представляет собой сумму ключевых выдержек из 13 или 14 авторских экспертных текстов, представляющих собой набор конкретных действий, рекомендуемых следующему президенту России. Полная версия доклада – сами эти 13 или 14 текстов, то есть развернутое обоснование повестки дня следующего Президента. Кроме того, ИНСОР объявил о начале общественной дискуссии: на нашем сайте есть почтовый адрес, на который предлагается писать всем желающим, 17 мая итоги дискуссии будут подведены.
Второе вводное замечание: доклад ИНСОРа часто называют предвыборной программой, но это не предвыборная программа, а программа действий. Это разные жанры. Программа действий – не публичный документ, а набор реальных альтернатив, который ляжет на стол новому президенту Российской Федерации, избранному в 2012 году. Кем бы он ни был.
О критике нашей работы: приведу два критических высказывания из одного источника, из «Единой России». Первое – что доклад ультралиберальный и неоконсервативный одновременно. Я всегда считал, что это разные понятия; неужели нам удалось их совместить? Второе – что доклад не цельный. Ну, не знаю. Ничего более цельного и комплексного, созданного за пределами государственных учреждений, я не видел.
Еще одно направление критики, на это раз со стороны либерального сообщества, в том числе со стороны ЦСР, – то, что в докладе нет ничего касательно периода до 2012 г., до парламентских и президентских выборов. Отвечаю: такова особенность жанра. Мы писали повестку дня для следующего президента, причем исходя из ощущения, что в 2011 г. коридор возможных перемен довольно узок.
Святослав Игоревич говорил про алфавит и другие, неалфавитные языки. Он прав – все доклады ИНСОРа суть попытка сделать русскую политическую письменность пригодной для изложения непривычных для нашего понятийного аппарата вещей. И это работает. Если в 2008 г. сказанное нами о перспективах политического развития России вызвало поток гнева и помоев, то сейчас ровно то же самое воспринимается как мэйнстрим. Во всяком случае, тезисы о необходимости реформы политических институтов, о том, что никакое экономическое развитие без решения институциональных проблем невозможно, принимаются практически консенсусно и в экспертных кругах, и во власти.
Перехожу к описанию самого доклада.
Модернизация не может быть реализована только в экономической и технологической плоскостях. За что ни возьмись (образование, налоги и т.д.) – упрешься в политику. Ведь политика и есть управление ресурсами. Нужны качественные институты, нужно доверие между обществом и властью. Можно ли восстановить доверие и усовершенствовать институты, оставаясь в рамках современной политической системы? Мы даем отрицательный ответ на этот вопрос.
Доклад ИНСОРа часто пытаются представить как документ ультралиберальный. Что касается его политического раздела – он совсем не ультралиберальный. В действительности такова программа-минимум. Программа преодоления ряда рисков, лицом к лицу с которыми стоит страна. Они таковы:
Первый – риск нарастающей деградации в результате неверных или не принятых государством решений.
Второй – отсутствие в нынешней политической системе механизмов цивилизованного управления конфликтами и их разрешения. Процитирую В.Ю.Суркова: «Мы очень подпрыгиваем, когда начинает шевелиться». Абсолютно верно. Такая система лишена возможности согласовать и примирять противоборствующие интересы. А социально-экономическая модернизация многократно усилит конфликты и напряжения. Поэтому необходимы механизмы поиска компромисса, согласования интересов. Если их нет – протесты выплескиваются на улицу.
Третий (продолжение первого и второго вместе взятых) – это риск провала или радикального снижения эффективности модернизационных преобразований из-за высокой коррупции и забюрократизированности политической системы. Ясно, что любая технологическая инновация или успешный бизнес-проект, замеченный локатором бюрократии, будет воспринят ею как стимул к увеличению рентного давления на этот бизнес. Любые конкурентные преимущества, которые дают инновации, будут похоронены под бюрократическим давлением.
Все это означает, что инерционного сценария развития у России нет. Только медленное проседание всей системы. Преобразования необходимы.
Конечно, если страна идет на «открытие» своей политической системы, это породит новые риски:
Первый – замедление процесса принятия решений, в ряде случаев – излишние уступки оппонентам, «удорожающие» сами решения.
Второй – снижение управляемости системы. Всякое повышение открытости влечет за собой и усиление лоббизма, и инерционное сопротивление бюрократической машины.
Третий – почти неизбежный подъем популистских, националистических сил. Разумеется, если сейчас немедленно снять все ограничения политической конкуренции, главными ее бенефициарами станут националисты и популисты.
Так что риски неизбежны в обоих случаях. Но с рисками «открытия» системы, в отличие от рисков ее консервации, можно справиться с помощью преимуществ того же «открытия».
Опишу далее общие принципы нашей программы:
1) Технократический подход к решению проблемы доверия общества к власти имеет право на существование, но он может очень быстро упереться в свои естественные пределы – нежелание правящей элиты делиться властью, вообще что-то менять в системе отношений власти и собственности, прежде всего в отношении установления верховенства права. Чисто технократические реформы безнадежно увязнут в этом песке.
2) Революционный сценарий развития политической системы должен быть исключен. В оппозиционных кругах все шире распространяется та установка, что российская политическая система никак не может быть исправлена в рамках существующего политического режима, единственный способ ее реформировать – демонтировать и режим, и систему, и начать все сначала. Однако сценарий революционного слома системы – это не только фантастика, это – антиутопия. Масштабные потрясения не решат ни одной проблемы России, зато максимизируют страхи, лишат общество ощущения стабильности и предсказуемости жизни, возродят тот антагонизм между общественными силами, который Россия преодолела в 1990-е и 2000-е гг. столь дорогой ценой. Все надежды, что выход из такого состояния общество станет искать в демократии, опасная иллюзия.
3) Смысл работ по развитию политической системы не в том, чтобы отстранить от власти или, наоборот, привести к ней какую-либо политическую партию или фигуру. Во всех эшелонах российской власти немалое число компетентных, порядочных и патриотичных людей, но нынешняя система не стимулирует их к проявлению их лучших качеств. К этому бюрократов должна принуждать прежде всего власть, но только такая власть, в которой политики будут стоять выше бюрократов. Увы, сейчас скорее обратная ситуация.
4) При том, что развитие политической системы есть комплексный процесс, центральным моментом нам все же представляется перезапуск политической конкуренции. Исходя из очень простого соображения: конкуренция у нас везде (политика, бизнес, наука) в плохом виде, она должна подчиняться правилам, скорее неписаным, чем писаным. А установить такие правила можно только в политике и политическими же средствами распространить их на другие сферы.
5) Перезапуск конкуренции, выход из нынешнего состояния политической системы возможен только через принуждение к плюрализму.
6) К демократии нельзя подготовиться заранее, как нельзя заранее научиться быть отцом или матерью. Многие из наших соседей в Восточной и Центральной Европе двадцать лет назад имели не больше, а меньше предпосылок для демократического развития, однако продвинулись по этому пути гораздо дальше нас.
В российском обществе как никогда силен запрос на решение проблем, которые в политологии именуются «поливалентными», то есть привлекающими внимание всего общества: коррупция, эффективность власти, эффективность полиции, равенство граждан перед законом, занятость, будущее детей… Пригласив общество к реальному включению в дискуссию и политическому участию, власть получит мощную коалицию, построенную на демократических началах. Это будет хорошим стартом и для демократизации и для модернизации, и для решения всех этих болезненных проблем.
Далее мы предлагаем конкретный набор действий в области реформы политической системы, касающихся и выборов, и избирательной системы, и того, как должна работать Дума, и судебной системы. Но тут очень широкий спектр конкретных сюжетов, а я в своем выступлении хотел ограничиться принципиальными позициями.
Л.Поляков:
Всякий оппонент здесь будет в трудной ситуации, так как очевидность почти всего изложенного в докладе такова, что спорить с очевидным – только терять время. С другой стороны, невозможно и радикально оппозиционное оппонирование – в том смысле, что если кто-то придерживается принципиально других политико-идеологических воззрений, то все изложенное будет рассматриваться как акт политической борьбы и реализации конкретных политических интересов. Поэтому, чтобы остаться на платформе вменяемого оппонента, я бы хотел задать несколько вопросов, попытаться предложить ответы на них – и тем самым расширить пространство будущей дискуссии.
ИНСОР в трех своих текстах последовательно исходит из презумпции того, что сложившаяся система появилась как бы сама по себе. Мне нравится, что вы не используете термин «авторитаризм», мне гораздо более близок подход Economist Intelligence Unit, в рамках которого Россию относят к «гибридным» режимам. Но почему Вы сознательно исключаете из своего анализа вопрос о генезисе системы? Мне кажется, интересно понять, каким образом возникла та система, которая есть сейчас и которую вы предлагаете «демократизировать». А каким образом произошло вынесенное за скобки «похищение демократии»? В какой момент?
По поводу соотношения политики и экономики, политических реформ и экономической модернизации существуют две версии. Первая, появившаяся в 1960-е гг.: экономическое развитие является драйвером демократических преобразований. Затем в 1990-е гг. возникла иная версия, утверждающая, что, наоборот, политические реформы, демократизация являются драйвером экономического развития. Хотелось бы, чтобы в тексте такого уровня были не только ссылки на статистику, а прямое высказывание: какую из этих версий вы выбираете и, главное, почему?
Авторы доклада в ярких выражениях высказываются на тему нефти: если бы не нефть, то подобного режима и не было бы. А достаточно ли было демократического драйва первой половины нулевых (а это был именно демократический драйв, вспомните!) для того, чтобы продвигать систему в том направлении, в котором она тогда двигалась даже при отсутствии нефтяного фонтана? Если правы те, кто говорит, что колоссальный подъем рейтингов доверия к лидерам страны обеспечен только и исключительно ценой на нефть, то это одна картина, а если не только, то наши представления о современной русской демократии должны быть как-то скорректированы. В докладе мы имеем дело с попыткой антибюрократической революции, враг модернизации ясно обозначен – это бюрократия. Если мы обнаружили механизм торможения, враг найден, и он занимает властные позиции, то давайте объясним – как демократический драйв первой половины нулевых перерос в бюрократический тупик? Это было предопределено или произошел невидимый миру внутренний властный переворот? В какой точке эволюции нулевых бюрократия сумела стать господствующей силой? Возложим ли мы ответственность персонально на Путина, или «Единую Россию», или в закрытых кабинетах существует особая невидимая «партия власти», которая эффективно и тихо перехватила власть и теперь лежит поперек дороги прогресса и модернизации?
Как бы то ни было, жанр обозначен: стратегическое планирование в предвыборном контексте. Но не получится ли так, что любой будущий президент должен будет идти в Каноссу? Неизбежно ли покаяние за «похищение демократии»? И возможно ли оно политически – возможно ли оно для любого вменяемого политика?
Б.Макаренко:
Спасибо за вопросы, Леонид Владимирович. Отвечаю:
1) Эта система сразу появилась как авторитарная и никакой другой не была. В докладе немного есть об этом.
2) Политика или экономика, что раньше? Вчера в интервью Газете.ру Владимир Мау дал однозначный ответ: для сегодняшней России политика важнее, чем экономика.
3) О «нефтяном проклятии»: есть простые факты. Ни одна из посткоммунистических стран, обладающая «ресурсным проклятием» не стала демократией; все страны к западу от границы СССР 1939 г., не имеющие «ресурсного проклятия», стали демократиями. С этим просто нельзя спорить – это так. Но что хуже всего в «нефтяном фонтане»: эти ресурсы создают мощные стимулы для политической элиты, исключающие производство перемен и консервирующие архаичные структуры. А если сначала нефтяного изобилия (в денежном выражении) не было, а потом оно все-таки появилось, то в ту же секунду появляются стимулы для политической элиты, заставляющие ее концентрировать власть и собственность.
4) Об «антибюрократической» революции и ответственности за сложившуюся ситуацию. У нас не бюрократия всесильна, у нас все остальные политические акторы слишком слабы. Поэтому речь идет не об отмене бюрократии, а о том, чтобы бюрократию уравновесить политическими механизмами и заставить ее служить народу, а не наоборот.
5) Д.А.Медведев возглавляет попечительский совет ИНСОРа, и мы все, конечно, «болеем» за него, и хотели бы, чтобы он выставил свою кандидатуру на выборах. Но программа написана под любого следующего Президента России. Кем бы он ни был, ему придется решать все эти вопросы. Они просто окажутся у него «на столе» на следующий день после избрания, независимо от наших усилий.
М.Краснов:
Борис, вы сказали, что нужно реформировать политическую систему. Вы имеете в виду реформирование политической системы через желания и действия конкретных людей или через изменение формальных правил игры?
Б.Макаренко:
Желание что-то менять может возникнуть наверху только от осознания того, что отсутствие перемен влечет за собой неминуемый крах всей системы – и их самих вместе с ней. Но все равно надо начинать с изменения институтов этими самыми находящимися наверху людьми, иначе нефтяная конъюнктура куда-нибудь качнется – и все снова изменится. Неформальные вещи важны не менее, чем формальные, но изменить формальные институты иначе, кроме как убедить этих людей начать их менять, не получится.
Ю.Нисневич:
Вы хотите авторитарным образом модернизировать политическую систему. Приведите хоть один пример, когда кому-нибудь это удавалось?
Б.Макаренко:
Примеры есть, но к России они отношения не имеют. Система гибридная, и если из соображений политической целесообразности и нужд развития страны верхи (да, с немалыми авторитарными элементами) начнут все-таки убирать то, что откровенно подыгрывает авторитаризму (например, «паровозы», высокий проходной барьер и т.п.), то это откроет новые возможности. Многие из завалов были созданы не политической волей, а бюрократией. и потому могут быть легко убраны.
Если коротко: реформа должна и может начаться сверху, но она не достигнет успеха, если не породит встречного движения снизу.
С.Магарил:
Вы ничего не сказали о системных рисках функционеров режима при становлении независимой судебной системы. И с какой стати они будут содействовать ее становлению?
Б.Макаренко:
Я об этом говорил: да, это один из рисков. Политическая реформа проводится не для того, чтобы кого-то лишить власти, но если этот тренд пойдет, то многим в этой власти места не останется, с ними придется разбираться. Это риск.
С.Магарил:
Да им на свободе места не останется!
О.Коюнов:
Без бюрократии существовать нельзя, и она имеет тенденцию усиливаться. Как все-таки вы собираетесь заблокировать это усиление?
Б.Макаренко:
Начинать менять нужно и можно только сверху, а дальше все зависит от того, как и насколько люди смогут этим воспользоваться. Простой пример: стоит за фальсификацию выборов посадить хоть одного председателя УИК, или хотя бы дать ему условный срок, как качество правоприменения избирательного законодательства повысится в разы.
К.Подъячев:
Вы хотите еще раз попробовать перезапустить демократию? А где гарантия, что мы не получим на выходе тоже самое, что и сейчас? Просто из истории России выпадет еще 20 лет.
Б.Макаренко:
Гарантии давал Госстрах, а этого учреждения больше нет. Сейчас состояние общества более благоприятное, чем 20 лет назад. Нет демократии без буржуа. 20 лет назад мы пытались построить демократию без буржуа. Теперь он появился, это средний класс. Есть почти все необходимые институты, которые надо просто наполнять содержанием.
Г.Сатаров:
В краткой версии доклада вы пишете: «Ручное управление – административная архаика, признак хронической неспособности нормально организовать работу институтов – аппаратов и ведомств». Вы действительно так определяете институты – как аппараты и ведомства?!
Б. Макаренко:
Конечно, не так. Полностью принимаю это замечание.
А.Музыкантский:
Есть у нас такая общая беда: убеждение, что все всегда можно начать с чистого листа. По каждой странице доклада разлито это представление. «Такая модернизация означает кардинальный разворот – смену социума с ресурсного на инновационный, что соизмеримо со сменой формаций». Ну и что? Россия в XX веке дважды меняла формацию, что-нибудь изменилось? Надо менять не формации, а базовые стереотипы. В докладе нет осознания значимости глубинных социокультурных процессов, значимости ценностей и архетипов.
В 1992 г. я стал префектом ЦАО. Тогда демократия существовала – Конституционный суд отменял решения президента, Мосгорсуд отменял решения Лужкова, судья Краснопресненского райсуда вызвала на допрос министра обороны Грачева… Так кто же похитил демократию? Похищение произошло в головах! И все довольны: чиновники, бизнесмены и народ. Нет в их головах демократии! Не выработалась еще. Отказ учитывать это обстоятельство – вот фундаментальная слабость доклада.
Что важнее политики и экономики вместе взятых? Культура.
В докладе не затрагиваются культурные риски модернизации, опасность погружения людей в ситуацию абсолютной социальной безнадежности. В арабских странах это уже привело к известным событиям.
А.Аринин:
Ваша точка отсчета – 2012 г. А что, до того все будет спокойно?
Как можно обеспечить консенсус элит относительно модернизации? Модернизация выгодна только просвещенной элите, а большей части элит модернизация совершенно не нужна.
Самый большой минус доклада: к сожалению, вы поставили состав впереди локомотива. Локомотив в том, чтобы создать эффективное государство с соблюдающимися законами. Эффективное государство, в свою очередь, создаст мотивацию к созиданию, производительному труду. Механизм создания эффективного государства в докладе не раскрыт.
Наконец, вы не учитываете следующий момент: есть массовое сознание, которое так легко не ломается. Граждане дают взятки, откупаются и т.д., и это происходит на всех уровнях – в политике, в бизнесе, в ЖКХ, в науке… Не только в элитах, но и в массах сегодня нет стратегического согласия по теме модернизации.
Ф.Шелов-Коведяев:
Демократия исторически возникает из собственности, из имущественного ценза. Мы вошли в ту стадию демократизации, когда ощущается необходимость широкого участия собственников в парламенте; нужно привлечь их внимание к парламентаризму. А для этого парламент должна возглавить сильная политическая личность. В президентской администрации ходят такие слухи и ведутся такие разговоры – надо помочь им стать реальностью. Тогда парламент сможет вновь стать настоящим центром власти.
В.Шейнис:
Я разделяю основные позиции доклада, который представлял Борис Макаренко. И я мог бы ответить на вопрос о том, как так получилось, что демократия превратилась в авторитарный режим. Причина – в ее изначальной дефектности, что не раз обсуждалось на этом семинаре.
Нынешний доклад ИНСОРа – шаг вперед по сравнению с предыдущим, но он все равно рисует слишком благостную картину. Единственный сценарий перехода к демократии, который мы хорошо знаем – горбачевская перестройка. Но тогда все было другое – другая вертикаль, лидер иного рода, и реакция общества была другой, в отличие от той, которую мы можем получить сегодня.
Есть ли у нас время? Существует несколько сценариев: демократический транзит, крушение государства, создание диктатуры. Демократический транзит – лишь одна из возможностей. Каким образом на нее следует работать?
Да, во всех эшелонах власти, во всех партиях есть порядочные люди, но в «Единой России» их единицы. «Единая Россия» – это не партия, и люди ответственные в эту партию не идут. И рассчитывать на нее нельзя. Никто здесь не хочет политизированных толп на улице, но без тех или иных форм общественного давления на власть все равно ничего не получится.
Мы понимаем, что доклад ИНСОРа ориентирован на одного читателя, но есть еще одна задача – прямое обращение к обществу. И надо думать о том, каким образом общественная модернизаторская коалиция может вступить в альянс с верховным «демиургом модернизации».
М.Краснов:
Хочу добавить насчет важности 2011 г. еще один аргумент: никто не мешает начать реформы хоть завтра. Другое дело, что никто не начнет.
По поводу культуры: хочу спросить, как это культура может начать меняться сама по себе, возможно ли это без институтов? И что именно нужно менять? Да никакая сильная личность во главе парламента ничего не изменит, потому что правила игры, заложенные в Конституции, не позволят ей ничего сделать.
Насчет политической конкуренции: не было ее в 1990-е гг., была иллюзия, картинка. Политическая конкуренция не может ограничиваться борьбой за пост президента, главный приз в политической конкуренции – контроль над правительством. Нет такого приза, он не разыгрывается, поэтому о политической конкуренции всерьез говорить нельзя. Нельзя изменить правила игры, не поменяв Конституцию.
Ю.Нисневич:
Все, что здесь обсуждается – научная фантастика. Демократия либо есть, либо ее нет. И надо обсуждать смену режима, давайте называть вещи своими именами.
Вы предлагаете модернизационный авторитаризм. А ведь режим не может поменяться сам собой, авторитаризм не сможет сам себя превратить в демократию. Есть три пути изменений: революция, оккупация и ненасильственная революция. Третий путь – единственный возможный для России, потому что два первых она не выдержит.
Г.Сатаров:
Я прицеплюсь к тому, что написано на с. 47 «большого» доклада: «Развитие политической системы не имеет революционного сценария». Что, вообще никогда и нигде развитие политической системы не имеет революционного сценария? Неверно. Или нынешняя российская политическая система не имеет такого сценария? А почему? Этот тезис должен быть обоснован глубоко и всесторонне, ведь в нем состоит ваша базовая аксиома: надо перейти от «управляемой демократии» к «управляемой демократизации».
Демократия закончилась (или была похищена) в нулевом году, когда политическим классом была признана необходимость ограничения демократии ради либерального, рыночного рывка. Первое получилось; а вот второе как-то не очень. С анамнезом все понятно, диагноза нет, и тем не менее вы предлагаете лечение. Но ваш же анамнез показывает, что система вошла в неуправляемое состояние. Она находится в состоянии институциональной ловушки – менять режим слишком дорого и опасно для всех его игроков. Всем выгоден status quo. И что сделает с демиургом нынешняя «ответственная» элита при первом же попытке настоящих реформ?
Эта программа предназначена для стабильной страны с глупым руководством, которому умные люди дают наконец правильные советы, оно, в свою очередь, подает соответствующие импульсы, а бюрократия начинает покорно их исполнять. Это про нас? Смена элит не входит в задачу доклада. Тогда с кем и как вы будете «разбираться»? С Путиным? С Сечиным? Зачем им нужна независимая судебная власть? Она им не нужна.
Мне непонятны основания этой вашей базовой, хотя и несформулированной, аксиомы управляемости.
С.Магарил:
Я полностью на стороне авторов доклада. К безусловным достоинствам доклада я отношу то, что это действительно наказ любому президенту; что публично ставится проблема общенационального будущего; что перед нами отчетливая попытка запустить общенациональную дискуссию; что обозначена безальтернативность модернизации.
Однако в докладе не прозвучало убедительного ответа на вопрос: как запустить механизм реальной, а не имитационной конкуренции? Видно стремление опереться на экстраординарную политическую волю (видимо, высшего должностного лица). Однако лицо это у власти уже два года, а консолидации сторонников модернизации не произошло. И кто будет продвигать модернизации? Совершенно солидарен с коллегой Сатаровым: для нынешней элиты модернизация – это колоссальные риски.
Н.Петров:
Элита должна пойти на модернизацию просто потому, что у нее нет выбора. Модернизация нужна для того, чтобы хотя бы сохранить status quo. Так что тут не все так мрачно.
Очень важная проблема: стремительное бегство из страны, а прежде всего – из депрессивных ее регионов потенциальных агентов модернизации. Еще одна проблема: слабая легитимность власти и необходимость непопулярных, болезненных мер. В состоянии ли та власть, которая и сейчас недостаточно легитимна, а будет еще менее, провести такие реформы?
В.Ледяев:
Я очень позитивно оцениваю этот текст. Картина, нарисованная в нем, те цели, которых предлагается достигать, нас всех устраивают. Но мы должны прямо заявить и записать: это будет другой режим. Он должен измениться.
К докладу необходимо добавить еще одну часть: прямо написать, кто виноват в том, что у нас произошло. Этот раздел обязательно нужен, чисто политически.
Не может быть повестки дня, пригодной для любого политика. Ну не будет г-н Путин это все реализовывать, тут нужны другие акторы.
С. Каспэ:
Каким бы странным ни показалось это утверждение, но у меня большое сомнение в самом существовании российского государства. В том, что сложившаяся система власти может с достаточным основанием называться государством. Просто по Августину: «Государство, лишенное справедливости, что это, как не большая банда разбойников (unum magnum latrocinium)»? Дело тут не в Августине, а в том, что именно такого мнения относительно этого политического, экономического и социального порядка в целом придерживается значительная часть населения страны. Да, некий порядок сложился (этим ситуация принципиально отличается от ситуации начала и середины 1990-х гг.), но этот порядок несправедлив в фундаментальных своих основаниях – так думают миллионы людей. Мне кажется, что дефицит легитимности и необходимость легитимации социального и политического порядка – как путем воздействия на массовое сознание, так и путем модификации его самого – более важные проблемы, чем проблема его модернизации. И тогда возникает вопрос – а как будут соотноситься векторы легитимации и модернизации? Хорошо, если они окажутся сонаправлены – это вообще мечта. Но что, если они окажутся противонаправлены? Осознается ли авторами доклада риск тотальной делегитимации всего социального и политического порядка в результате его модернизации? Что тогда будет? И какие могут быть созданы предохранители от такого сценария?
Б.Макаренко:
Все отзывы и пожелания в полной мере учесть невозможно, у каждого документа – свой жанр. Наш жанр – повестка дня следующего президента, и многое из того, что было тут сказано и предложено, при всей своей справедливости вывело бы нас за рамки жанра. В частности, нельзя концентрироваться на том, кто виноват. Президентская повестка дня направлена в будущее. Мы должны объединять, а не разъединять.
Любой президент всегда получит поддержку широкой общественной коалиции, если сосредоточится на поливалентных вопросах (коррупция, полиция, справедливый суд…). И любой президент получит негативную реакцию, когда заговорит о повышении пенсионного возраста. А я не представляю, как следующий президент сможет об этом не заговорить. Коалиции выстраиваются не раз и навсегда, а вокруг конкретных проблем.
Об архаике наших культурных представлений. Вот Южная Корея – в ней, что было меньше архаики? У нас образованное, индустриализированное общество. Это и есть наш шанс.
Да, демократизация всегда представляет собой бифуркацию, но развилок и сценариев больше, чем назвал коллега Нисневич. Демократия нигде не возникала сразу. Вообще не бывает демократии первой свежести, ни одна демократия не идеальна.
Г.Сатаров:
Я потрясен тем, насколько за последние 10 лет нам промыли мозги. Вот коллега Шейнис говорит, что корни наших проблем в ельцинском времени, в дефектности той демократии. Это высказывание применимо к любому моменту прошлого, связанному с настоящим, оно бессодержательно. В ельцинском времени корни и наших проблем, и наших успехов, но почему мы концентрируемся только на негативном?
Коллега Краснов упоенно рассказывал, что в ельцинское время была только «картинка» конкуренции. Это неправда, политическая конкуренция не сводится к борьбе за формирование правительства, она разворачивается на множестве уровней, обеспечивая ограничение власти.
В 1998 г. из острейшего политического кризиса вышли не как-нибудь, а по Конституции! Затем сработал свободный бизнес, и вышли и из экономического кризиса. Это все работало, это не было имитацией – ни свободный бизнес, ни работающая Конституция, ни готовность элит выходить из кризиса по Конституции. Ничего этого теперь нет, а все это было. Коллеги, рефлексируйте, думайте о том, как влияет на вас пропаганда.