Социология кризиса и кризис социологии (27 ноября 2008)

Главная страница ~ Семинар "Полития" ~ Социология кризиса и кризис социологии (27 ноября 2008)

- анализ глобального и российского кризиса – проблема выбора инструментария;

- анатомия кризиса мировой социологии: каким может быть социологический ответ на глобальные перемены;

- кризис российской социологии на примерах электоральных исследований и медиаизмерений –

эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов. Семинар должен был открыться выступлением директора Фонда «Общественная экспертиза» И.А.Яковенко – однако случилось непредвиденное…

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы (которых в этот раз было особенно много), чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

С.Каспэ:

Сегодня у нас необычное заседание. На моей памяти никогда в истории семинара «Полития» не случалось неявки докладчика. Однако всегда что-то происходит в первый раз. Я могу только заверить собравшихся, что причины, по которым И.А.Яковенко буквально в последний момент был вынужден изменить свои планы, носят действительно форс-мажорный характер. Однако он переслал свои тезисы Георгию Александровичу Сатарову и выдал ему, так сказать, доверенность на их представление – причем с комментариями самого Г.А., так что мы некоторым образом даже и выиграем от этого казуса, получив два доклада в одном. Прошу Вас, Георгий Александрович.

Г.Сатаров:

Когда я выступаю перед студентами, то не устаю повторять, что если наукой XX века была физика, то социология, по моему мнению, должна стать наукой XXI века. Цивилизация, овладев миром физического, столкнулась с проблемой крайне низкого уровня овладения социальным миром. Типичным подтверждением этого тезиса является блистательная книга Джеймса Скотта "Благими намерениями государства", в которой он рассказывает о том, как терпели крах гигантские проекты государства, направленные на улучшение жизни людей. Основная причина этих поражений – крайне низкая степень понимания природы социального мира. Мы не понимаем социальную природу явлений, в том числе кризисных, и потому не умеем к ним готовиться.

Современная Россия является ярким примером неэффективности традиционных подходов к социальным трансформациям. Возникает вопрос: почему при каждой попытке трансформировать тот или иной институт у нас получается пулемет?

Хочу напомнить, что в конце XIX века в России была солидная социологическая школа. К тому же силами Питирима Сорокина мы очень много сделали для того, чтобы двинуть вперед и американскую социологию. Причем наша социологическая школа была тесно переплетена с российской школой права, базировавшейся, в отличие от тогдашней европейской, не на позитивизме, а на представлении о естественном праве. Более того, очень сильно была развита социология чиновничества, велась большая работа по изучению бюрократии и коррупции.

Потом все это было разрушено. В 1970-е годы восстанавливалась эмпирическая социология, однако она была заключена в жесточайшие рамки, не позволявшие развиваться социологической теории. Поэтому многие нынешние социологи позволяют себе говорить резкие слова о том, что теоретической социологии в России так и нет. Действительно, есть приличные "социологоведы", которые хорошо знают Лумана, Бурдье и т.д., но самостоятельных прорывов практически нет. Эмпирическая же социология работает преимущественно как служанка политики или рынка.

Все это является препятствием на нашей дороге в XXI век. Если мы будем отставать в понимании социального порядка, то будем отставать во всем.

Теперь перейду к докладу Игоря Яковенко, который называется Социология кризиса и кризис социологии". Понятно, что обозначает первая половина этого высказывания. Речь идет не о том кризисе, в котором мы сейчас участвуем вместе с другими странами, а о более глубоких вещах.

Что же касается кризиса социологии, то у него есть как исторические причины, так и конъюнктурные. Несколько месяцев назад Яковенко организовал в Доме журналиста круглый стол, на котором обсуждалась поистине сокрушительная сила нашей электоральной социологии, предсказавшей с беспрецедентной точностью результаты выборов. Это, конечно, отрадный феномен… но причины его требуют анализа.

Игорь Александрович предлагает установить соответствие между тремя сферами социальной практики: рынком, властью и гражданским обществом. По его мнению, экономическая наука обслуживает рынок, политология – власть, а социология – гражданское общество.

Лично я считаю, что, действительно, главная задача опросов общественного мнения – помогать людям ориентироваться в социальном пространстве. Я всегда рассматривал эту функцию как самую главную. Но я не согласен со столь жестким разграничением сфер социальности. Я считаю, что рынок и политика влияют друг на друга, а их взаимодействие должна описывать некая общая наука – которой и является социология. Когда мы говорим о кризисе социологии и социологии кризиса, нам не хватает точки зрения "сверху", позволяющей описать влияние обоих факторов в общих категориях.

Мы прекрасно понимаем, что экономический кризис – во многом явление общественного сознания. Социология здесь должна работать, но работает гораздо слабее, чем хотелось бы.

Игорь Александрович предлагает, далее, рассмотреть такую категорию, как доверие, и взглянуть на нее с точки зрения включенности России в мировую систему. В докладе описывается взаимное недоверие России и мира. Одновременно существует и взаимное недоверие власти и общества внутри страны.

И.Яковенко предлагает рассматривать в качестве основы доверия социокультурные коды страны. С одной стороны, он констатирует наличие кода "православие-самодержавие-народность", который называет "кодом Уварова-Путина". С другой стороны, он обнаруживает "код Солженицына" – "не верь, не бойся, не проси". Тут я тоже не вполне согласен. Я считаю, что если первый код в отдельных группах имеет какой-то отклик, то второй – далеко не полностью адекватен реальности. Точно работает "не верь". Однако "не бойся" уже не работает, а "не проси" не работает тем более – в силу патерналистской традиции.

Игорь Александрович при этом считает, что оба кода в действительности неэффективны, а других кодов, которые могли бы прививать доверие, пока нет.

Затем автор доклада ставит вопрос: как перейти от одного из этих кодов к социальному доверию, и какую роль в этом может сыграть социология? Яковенко рассматривает историю социологии как систематическое предложение ответов на те вызовы, с которыми сталкивалась западная цивилизация. На потерю идентичности индивидов в ходе первой волны индустриализации социальная наука ответила теорией отчуждения и теорией классовой борьбы Карла Маркса (Маркса как социолога в первую очередь). На хаос и противоречия правовой и ценностной систем, выявившиеся к концу XIX века – теорией аномии Дюркгейма. На бюрократизацию социума – теорией Макса Вебера. На игру на "понижение культуры" в период второй волны урбанизации – теорией восстания масс Ортеги-и-Гассета. На атомизацию общества – теорией одинокой толпы Рисмена. На политизацию науки и культуры – теорией социальных полей и культурного капитала Бурдье.

В качестве современных вызовов И.Яковенко называет глобализацию, столкновение цивилизаций, асимметричный ответ слабых (терроризм и пиратство), подавление реального мира виртуальным. Игорь Александрович полагает, что факт отсутствия ответов на эти вопросы является одним из симптомов кризиса социологии. Описывая анамнез, он отмечает поглощение социологии рынком и властью, отсутствие социологов среди властителей умов, отсутствие социальной теории, описывающей главные тенденции современного мира. В России же можно дополнительно отметить отсутствие социологии, работающей на гражданское общество, а также то, что короче и понятнее всего можно назвать "казусом Добренькова" – то есть проблему качества социологического образования.

Игорь Александрович связывает это положение с отсутствием заказа на социологию от гражданского общества – в силу анемического состояния последнего.

Если гражданское общество заинтересовано в социологии, то оно заинтересовано в качественном продукте, а потому контролирует предоставляемые ею услуги. При монолитной же власти существует интерес к социологии, дающей исключительно "правильные", удобные ответы. Но при этом власть оказывается в ловушке, потому что не получает адекватной оценки своих действий.

Как можно повлиять на сложившуюся ситуацию? Яковенко предлагает ввести независимый аудит той продукции, которую поставляет наша социология, в том числе и усилиями экспертного сообщества.

И.Задорин:

У меня вопрос. Кризис, по смыслу слова, возникает в тот момент, когда доминировавшие до того тенденции упираются в ограничения. Можно ли сказать, какие именно тенденции в российской социологии достигли предела и требуют радикальных перемен?

Г.Сатаров:

И.Яковенко полагает, что термин "кризис" применять в данном случае не вполне корректно, поскольку не было взлета, на смену которому приходит кризис. Я же лично ответил бы, что у нас была некая имитация настоящей социологии, которая позволила получить отдельные приличные результаты. А вообще-то в отношении России правильнее ставить вопрос так: устраивает ли нас нынешнее состояние отечественной социологии, и как его стоило бы изменить?

И.Задорин:

Ну, это совсем другой вопрос, и с такой постановкой трудно не согласиться).

А.Медушевский:

Мне хотелось бы предложить иную концепцию того, что можно назвать кризисом социологии. Скорее речь должна идти о смене парадигм.

Нужно констатировать, что речь идет об отходе от постмодернистской, фактически релятивистской концепции, суть которой состоит в стремлении и праве исследователя привнести субъективный смысл в изучаемое явление. Это проявляется и в нарративизме, и в герменевтическом подходе.

Стало очевидно, что эту концепцию надо отвергнуть и перейти к когнитивно-информационной методологии, смысл которой заключается в изучении информационных продуктов. В этом случае можно будет ввести новые понятия и термины. Наше сознание сильно запутывает термин "информационное общество". На самом деле информационного общества не существует, ибо каждое общество является информационным. Можно ввести понятия информационная сфера, информационный обмен…

Данный подход позволит избежать релятивизма и интегрировать социологию в новый междисциплинарный синтез с такими науками, как юриспруденция, структурная лингвистика и антропология. На этой основе возможно преобразование социологии, ее превращение в более точную дисциплину и организация на новой основе понятийного аппарата социологии. Ключевое значение при этом имеет анализ информационных процессов.

Можно попытаться ответить на вопрос, что собой представляет современное общество. Если подходить к этому вопросу с позиции теории информации, то можно сказать, что современное общество отличается от предшествующих типов тем, что между исследователем и объектом познания стоят информационные технологии. Это приводит к конфликту между двумя тенденциями – ростом информации и уменьшающимися возможностями по ее критическому осмыслению. Мы не можем отделить нужную информацию от ненужной, в результате чего возникает хаос, связанный с отсутствием адекватных инструментов познания действительности.

Социология достигла бы многого, если бы она совершенствовала методологию познания социальных явлений. На мой взгляд, выход из кризиса, о котором мы говорили, заключается в совершенствовании нашего понятийного аппарата. Научное сообщество должно договориться о том, какие понятия принимаются как доказанные, отделив их от понятий, находящихся за пределами науки.

Добавлю, что эти идеи нашли отражение в книге профессора О.М.Медушевской "Теория и методология когнитивной истории".

А.Точенов:

Две недели тому назад в Кировской области проходил фестиваль СМИ "На семи холмах". Мы начали разбирать с местными журналистами мониторинг областных СМИ. А разве мы смотрим при этом, сколько статей заказных или нет? Анализируем ли мы, кому принадлежат те или иные издания? На самом деле глубокого анализа мы не делаем.

Теперь об электоральных исследованиях. Проводя их, я всякий раз говорю заказчику, что правильно проведенное исследование не является партийным. Однако после этого я задаюсь вопросом, может ли социология быть непартийной? И ответа у меня нет.

Здесь говорилось о понятийном аппарате. Года три назад в ИНИОН РАН проходила конференция, на которой выступал Георгий Александрович. Конференцию проводили не прикладные социологи, а академики. Я помню, что я как практик встретил тогда полное непонимание со стороны аудитории. Но есть и другая сторона дела. Мне дважды приходилось смотреть инструментарий по исследованиям, которые делали академические социологи. Результаты были искажены, поскольку существует большой разрыв между академической и прикладной социологией именно в качестве инструментария – в пользу второй.

Наверное, социология может стать наукой XXI века. Сейчас у нас есть экономический и политический кризисы. А когда наступит социальный кризис? Мы, социологи, должны ответить на этот вопрос, а власть услышать.

В.Винокуров:

Кризис методики я рассматриваю как сумерки социологии. Но сумерки бывают либо накануне рассвета, либо перед наступлением ночи.

Если предметом выступают исследования общества, находящегося в состоянии сумерек или хаоса, то какой инструментарий может предложить социология для такого исследования?

Н.Андреенкова:

Я думаю, мы были неправы, объединив в своем обсуждении экономический кризис и кризис социологии. Существует проблема восприятия людьми ситуаций, в которых они могут оказаться, проблема национального менталитета, кризис доверия.

Мы зря поставили вопрос о кризисе социологии. Около двух месяцев прошло после проведения социологического конгресса, который провел черту между старым поколением и новым. Наблюдая за этим конгрессом, я увидела, что не все так плохо. Идет смена поколений. Выросли молодые люди, которые действительно пытаются развивать теоретическую социологию.

Был период, когда недостаток средств мешал развитию социологического знания. Сейчас же мы наблюдаем приход в социологию новых людей. Другой вопрос, вырастим ли мы еще одного Питирима Сорокина. Это видится на расстоянии, в своем Отечестве никогда нет авторитетов.

Если наши службы проводят прикладные исследования, то должны это делать на том уровне, который удовлетворял бы транснациональные компании. За эти годы мы получили возможность создания эмпирической инфраструктуры и можем проводить действительно хорошие исследования.

Проблема заключается в том, кто является заказчиком. Гражданское общество не является заказчиком, потому что у него нет властных полномочий. Власти тоже не всегда хочется знать то, что есть.

С другой стороны, кризис обнажает много проблем, которые мы должны будем решить. В советское время была очень развита социология труда, а потом ее не стало. Сейчас она должна развиваться, поскольку кризис даст нам значительное число безработных. Пойдет речь об уровне, о качестве жизни населения.

Здесь говорилось о том, что сейчас нет крупных теоретических проектов. Но мы пытаемся работать в этом направлении, лишить социологию прикладного уклона.

Я оптимистично смотрю на вещи. Есть люди, которые хотят что-то сделать и, возможно, сделают. Но мы должны прилагать усилия, а не рассказывать о "синдроме Добренькова" на социологическом факультете МГУ. Давайте устраним этот синдром и будем готовить нормальных социологов.

Ф.Шелов-Коведяев:

Кризис социологии действительно ощущается, и нам не обойтись без построения новых теорий. Как историк, я не верю в существование специальных теорий в гуманитарных науках. Они действительно существовали – в те периоды, когда гуманитарная сфера недостаточно глубоко понимала предмет исследования. Отсутствие сопоставимых теорий в современной социологии связано с тем, что сама наука стала глубже понимать предмет своего исследования.

Что касается предметных исследований, то здесь ответ надо искать в несовершенности социологического аппарата. Надо агрегировать данные, а ведь любое агрегирование устраняют нюансы, как раз и являющиеся жизнью. В результате всегда получается лишь приближенная к действительности, но при этом искаженная картина. Дьявол всегда в деталях, и выброшенные нюансы могут оказаться ключевыми.

А.Кинсбурский:

Я считаю непродуктивным, как тут предложено, замыкать социологию на гражданское общество. Социология – наука об обществе в целом.

Кризис социологии нельзя рассматривать вне кризиса общества, которое изучает социология. Проиллюстрирую это на примере кризиса советской социологии. Основной упрек в ее адрес заключается в том, что советская социология прозевала исчезновение СССР. Хотя социологи вольно и невольно способствовали распаду СССР, констатируя в своих исследованиях расхождения между социальной теорией и практикой, подчеркивали недостатки, которые было невозможно устранить в рамках того общества.

В этом случае можно говорить о кризисе. Кризис социологии наступает в тот момент, когда в кризисе находится предмет ее исследования. Сейчас же говорить о кризисе рановато. Российская социология все еще выбирается из под обломков и пытается себя найти.

О.Савельев:

Прежде всего скажу, что сегодняшняя тема недавно обсуждалась Л.Борусяк и Л.Гудковым на сайте www.polit.ru. Там были показаны основные проблемы и поставлен диагноз нашей социологии.

Мы часто смешиваем социологию как науку – и социологические исследования. Исследования – инструмент и индустрия.

Скажу о качестве социологических публикаций в СМИ, которые год от года становятся все менее квалифицированными. У нас нет как такового общественного мнения по политическим вопросам, нет независимых влиятельных СМИ. Кода мы замеряем телевидение, то оцениваем эффективность пропаганды и больше ничего.

Монополизм очень резко повлиял на качество публикации социологических данных. Те службы, которых подпускают к влиятельным СМИ, эти публикации монополизировали. Иностранцы удивляются и говорят, что не может быть института изучения общественного мнения, встроенного в государственную структуру. Если исследует чиновник, ему не важна истина. Ему надо угодить вышестоящему чиновнику. Это не социология, а пропаганда.

К тому же социологические данные сейчас подают в виде глубоко переработанного материала и субъективных выводов.

И.Задорин:

Я бы сказал, что у нас существуют именно проблемы социологии, а не ее кризис. Причем зачастую это проблемы не собственно социологической деятельности, а ее представления и восприятия.

Сегодня эта наука стала, наравне с медициной и футболом, третьей областью, где каждый считает себя знатоком. Вот это явление массовизации социологии, т.е. перехода профессиональной исследовательской деятельности, с одной стороны, в индустрию, с другой стороны, в популярное медийное «действо» – одна из главных наших проблем. Под вывеской "социология" сейчас функционирует много таких "действ", не имеющих никакого отношения к собственно профессии, а на социологов сыплются все шишки за появляющиеся при этом псевдосоциологические фантомы.

Печально, что часть социологического сообщества к этой проблеме фантомизации относится индифферентно. Когда мы с коллегами-прикладниками обсуждали критические публикации в СМИ, являвшиеся реакцией на эти фантомы, многие из них говорили – ну и что, заказчик платит, рынок растет по 30% в год последние пять лет, а потому незачем заниматься расчисткой публичного пространства от мифов и коррекцией внешнего образа социологии. Хотя, на мой взгляд, это крайне недальновидно.

Второе. Так называемый «кризис социологии» нередко является лишь отражением кризисного состояния конкретного критика и соответствующего ему восприятия окружающего мира (кризис социально-политической и/или профессиональной позиции). Когда И.А.Яковенко говорит про кризис социологии, я понимаю его неудовлетворенность. Люди, которые говорят про кризис, прежде всего, сами его переживают. Когда идеологически ангажированный "Левада-центр" говорит про кризис социологии и ее подмену пропагандой, я тоже понимаю, что это отчасти связано с их неудовлетворенностью собственным положением и идеологическим дискомфортом. Очевидно, что 10 лет назад наша социология не была в лучшем состоянии, чем сейчас, с точки зрения ее теоретической продвинутости и методологической оснащенности. Но тогда ни Гудков, ни Яковенко не говорили о кризисе социологии. И понятно, почему.

А если смотреть изнутри, а не с позиции внешнего наблюдателя, с большей основательностью можно говорить про методологический, а не институциональный кризис социологии. Общество породило много новых явлений и объектов, методология изучения которых пока не разработана. Есть предметные области, которые истоптаны вдоль и поперек, а есть просто пустыни – например, социология труда, на которую сейчас огромный спрос. Но вместо этого здесь обсуждается то, что ближе внешнему наблюдателю.

Вот вспомнили про социологический конгресс. На его пленарном заседании Вадим Радаев назвал пять главных проблем современной российской социологии с его точки зрения. Ни одна из них здесь вообще не называлась, потому что внешние критики видят другие проблемы, нежели профессиональное сообщество.

Мы видим неудовлетворительную коммуникацию исследователя общества и самого общества. При этом, к сожалению, сами социологи не делают ничего, чтобы занять более правильную позицию, путая сами себя то с политическими публицистами, то с социальными технологами.

Что касается гражданского общества, которое хотелось бы видеть в качестве заказчика, то сейчас этот процесс пошел. Появилось много заказов от крупных НКО, которые озаботились проблемами мотивации социальной активности, проблемами участия в НКО, волонтерства. А почему озаботились? Потому что до определенного времени весь сектор НКО был автономен, его единственным стейкхолдером были западные фонды, и социальная база была ему не нужна. А сейчас она стала актуальной, и пошли соответствующие запросы.

По поводу электоральной социологии. Ее прогностическая сила связана с очень многими факторами. Но когда во Франции прогнозируют результаты на выборах президента с точностью до 0,5%, это называется успехом. А у нас это называется кризисом, потому что такой точности, мол, не может быть никогда, а все объясняется влиянием административного ресурса. Других версий у нас, к сожалению, не допускается.

Имело бы смысл подумать о формах коммуникации социологического сообщества с другими профессиональными сообществами – смежниками или потребителями социологической информации.

Скажу, кстати, что среди многих потребителей нашей продукции есть даже мнение, что всем управляют социологи (взять хотя бы политико-электоральные сюжеты или потребительские и рекламные рынки). Какой там кризис, если не принимается никакого решения, пока не будет выслушан социолог! Однако существует диспропорция – где-то это действительно становится модой, а где-то до сих пор нормой является отсутствие всякой социологии при принятии решений.

Если бы получился содержательный разговор о том, как социологам следует общаться с другими профессиональными сообществами, это было бы куда полезнее, чем называть свою собственную неудовлетворенность кризисом социологии.

В.Михалюк:

Возможно, что есть кризис отдельных структур, но не всей социологии. Тот же самый конгресс показал, что эта наука развивается достаточно уверенно. В каждой секции можно было найти три-четыре достойных доклада.

Что касается кризиса общества, который, возможно, произойдет в феврале-марте, то по нему надо будет делать отдельный семинар.

Мы зачастую сами пропускаем много того, что должно быть подвержено критике. Но у социологов сейчас появляется та же этика, что и у врачей: не критиковать коллег, которые ошибаются.

И.Задорин:

Не нужна нам эта этика. Мы должны ругаться между собой. Другое дело, что следует ругаться профессионально и между собой, а не апеллировать к внешней стороне. Привлекать общественность к профессиональным спорам – все равно что разбирать на парткоме семейную ссору по вопросу, как правильно мыть посуду.

В.Михалюк:

Давайте ругаться. Но я хочу сказать о другом. В социологии труда сейчас существует в том числе и гильдия маркетологов, которая практически не взаимодействует с социологами. Получается, что два сообщества открывают одну и ту же Америку. Но без профессиональной коммуникации ведь не будет развиваться наука. К сожалению, у нас отсутствует взаимодействие между гильдиями. А ведь тот же рекламист мог бы многое рассказать социологу.

И.Задорин:

Современную социологию все время сравнивают с другими науками, в том числе и с физикой догалилеевского периода. Но если продолжить эту аналогию, то можно сказать, что многие естественнонаучные дисциплины развивались, исходя из востребованности задачи покорения природы. Какие отрасли социологии оказались наиболее продвинутыми? Те, где была востребованность, где ставилась задача, так сказать, покорения общества. Где она ставилась прежде всего? В избирательных кампаниях, и потому там много разных методологий и открытий. А в других отраслях такого интереса не было.

Хороший пример про востребованность и невостребованность: мы за три года восстановили социологическое пространство СССР, создав проект "Евразийский монитор", который сегодня проводит сравнительные исследования в 14 странах бывшего СССР. И хоть раз кто-нибудь из ОДКБ, ЕврАзЭС или ШОС спросил нас о чем-то? Нет. Там управленческие решения связаны не с социальными факторами, а с какими-то другими делами и интересами. Но на одной инициативе исследователей и научном любопытстве далеко не уедешь. А вот спрос на внутрикорпоративные исследования сейчас стремительно растет, и со стороны бизнеса, и со стороны гражданского общества (тех же профсоюзов и других организаций). Поэтому социология труда сейчас будет развиваться, несмотря ни на какие кризисы, в том числе тот, что называется кризисом социологии.

Г.Сатаров:

Сегодняшняя дискуссия была хаотичной и далеко вышла за границы объявленной тематики.

Мне кажется сомнительным тезис о возможности развития фундаментальной науки по заказу. Письменность, например, возникла случайно, как побочный эффект изобретения жрецами символов общения с богами. Это уже потом выяснилось, что можно записывать прагматически нужные вещи. У фараонов не было запроса на письменность. Потребность перемещаться в космическом пространстве возникла не у власти, а выросла из фантазии одного отмороженного мужика. Из политического заказа получается только халтура.

Некорректно сравнивать результаты выборов во Франции и России. Там существует политическая конкуренция, а потому понятно, что меряют. А вот что меряют здесь, сказать проблематично.

И.Задорин:

А у нас меряют отсутствие конкуренции, и меряют успешно.

Меня не удовлетворили апелляции к социологическому конгрессу. Социология труда имеет хорошую традицию, но не исчерпывается тем кругом проблем, которые ей сегодня предлагается решать. Я увидел там деградацию даже по сравнению с уровнем 1970-80-х годов. О теоретической социологии даже и не вспоминали. Видимо, за ее отсутствием. Так что проблемы у социологии есть и будет нечестно от них отмахиваться.