Современный российский парламент: историческая ретроспектива и европейский контекст (1 декабря 2005)

- сопоставление современного этапа российского парламентаризма с политическим опытом Государственных Дум России в 1906-1917 гг.;

- современный российский парламентаризм и европейская парламентская традиция;

- степень профессионализма российских парламентариев;

- персональный состав парламентского корпуса;

- эволюционные тренды российского парламентаризма -

эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов.

На семинаре состоялась презентация результатов исследования "Государственная Дума Российской Федерации в 1993-2003 гг.: персональный состав и тенденции эволюции", осуществленного в рамках международного проекта "Парламентское представительство в Европе 1848-2005 гг." (под эгидой Европейского Союза и Международной Ассоциации политических наук). Проект представила научный руководитель исследования доктор политических наук, профессор РАГС при Президенте РФ О.В.Гаман-Голутвина.Выступление сопровождалось презентацией в формате Powerpoint, без обращения к которой использование отчета о семинаре будет крайне затруднено. // Презентация О.В.Гаман-Голутвиной: Gaman_presentation.ppt , 1,8 Mb //.

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

О.Гаман-Голутвина:

В этом году празднуется столетие российского парламентаризма. Это большая дата, она празднуется практически полгода – от годовщины Манифеста 17 октября до годовщины первого заседания Первой Государственной Думы. Этот временной отрезок было бы правильно посвятить размышлениям о том, как выглядит нынешний российский парламент в сравнении с дореволюционными Думами и в сравнении с европейскими парламентами. Это и стало предметом нашего исследования – в рамках общеевропейского проекта "Парламентское представительство в Европе: 1848-2005", осуществленного под эгидой Европейского Союза и Международной ассоциации политических наук. Проект охватывал 21 страну, и я была научным руководителем этого проекта в Российской Федерации. Хочу также выразить благодарность поддержавшему нас Российскому гуманитарному научному фонду

Я расскажу о некоторых итогах изучения Государственной Думы Российской Федерации всех четырех постсоветских созывов. Конечно, 12 лет – это немного, особенно на фоне истории других европейских парламентов. Например, историю парламентаризма в Англии принято отсчитывать с 1215 г. – принятия Великой хартии вольностей. Что же касается российской парламентской традиции, то она формально начинается в апреле 1906 г., с созыва Первой Государственной Думы. Однако, как совершенно справедливо полагают – и показывают в своих трудах – присутствующие здесь Андрей Николаевич Медушевский, Валерий Васильевич Журавлев и другие коллеги, традиция российских представительных учреждений гораздо глубже. Можно вспомнить и племенную демократию древних славян, и вечевые учреждения Руси, и Земские соборы, и работу Уложенной комиссии в XVIII в., и деятельность земств, и крестьянское самоуправление на уровне общины… Отметим, что представительные учреждения в России активизировались в периоды кризисов и служили прежде всего их преодолению. Так было в начале XVII в., в начале XX в., на рубеже 1980-90 гг. – и так обстоит дело и теперь. Вспомним хотя бы август-сентябрь 1998 г., когда именно парламентом был найден некий модус взаимодействия между президентом и обществом.

То, что российский парламент возник существенно позднее, чем многие европейские парламенты, вызвано отнюдь не неизбывной российской ментальностью, как иногда полагают. Скорее специфика объективных исторических обстоятельств слишком часто требовала концентрации властных полномочий и предопределила запоздалое формирование – в рамках мощной традиции представительства – собственно парламента. Этот шаг не был простым. Николай II относился к Думе как к "нелюбимому дитяти", вспоминал Манифест как "кошмар октября 1905 г.", неоднократно предпринимал попытки превратить парламент в законосовещательное учреждение. Первая Дума просуществовала 72 дня, а вторая – 104. Более того, мы помним, что те 180 депутатов, которые не согласились с роспуском Думы, собрались в Выборге и обратились с соответствующим воззванием, были заключены в тюрьмы. Первый опыт досоветских Дум оказался тяжелым прежде всего в связи с неконструктивной позицией монархии. Но надо помнить, что правительственных тактик было все же две. Первая – это позиция жесткого неприятия, которой придерживался сам Николай II. Другая позиция олицетворялась фигурами Витте, Столыпина, Коковцова, Голицына, которая все же предполагала взаимодействие с Думой. Первый опыт парламентаризма был трудным, но взаимодействие ветвей власти – это всегда улица с двусторонним движением. Традиционно вина за провал опыта возлагается на правительство, на монархию. Однако надо сказать, что в том, что диалог Думы и правительства не состоялся есть и вина самих думцев. Об этом пишут и современники событий, и сами думцы в своих мемуарах. Так, у известного исследователя Смирнова читаем: "В Думе выделилась плеяда видных ораторов, но ни одного крупного политического деятеля, обладавшего подлинной государственной мудростью и надлежащей силой воли". Тот же Морис Палеолог поддерживал думских политиков, но даже он писал: "Временное правительство (костяк которого составляли как раз думцы – О.Г.) – люди честные, серьезные, бескорыстные, но один из них не обладает ни политическим кругозором, ни бесстрашием и смелостью, которых требует трудная ситуация России". Ричард Пайпс, питая искреннюю симпатию к русской либеральной интеллигенции, тем не менее замечает, что русская бюрократия, видимо, обладала каким-то знанием, которым не владели те прекрасные люди, которые пришли к власти на волне февральской революции.

И все же опыт досоветских дум содержит много позитивного. В первую очередь, это опыт взаимодействия между палатами и фракциями, опыт парламентской деятельности политических партий. Это колоссальный потенциал, несмотря на все издержки.

В целом сто лет российского парламентаризма распадаются на три естественных этапа: дореволюционный, советский и постсоветский. Я бы не стала специально останавливаться на советском периоде. Единственное, от чего бы я хотела предостеречь, – от недооценки этого периода. Верховный Совет, хотя его влияние и было номинальным, имел одно важное отличие от абсолютного большинства парламентов: его социальная структура в целом соответствовала социальной структуре населения, и потому его можно рассматривать как представительный орган.

Безусловно, наибольший интерес для нас представляет постсоветский этап развития парламентаризма. Важнейшим результатом этого развития в России, как и в других странах, является, во-первых, то, что публичная политика стала сферой профессиональной деятельности, не тождественной государственному управлению, во-вторых, формирование корпуса профессиональных политиков, то есть тех, кто, в соответствии со знаменитым определением Вебера живет для политики и за счет политики.

Обратимся к понятию "профессионализация политики". Это понятие было в ходе исследования одним из ключевых. Можно говорить о трех измерениях современной профессионализации парламентария: технологическом, институциональном и метафизическом. Технологический аспект предполагает способность депутата к осознанию, артикулированию и агрегированию интересов избирателей. Институциональный аспект характеризует парламент как канал рекрутирования общенациональной политической элиты. И, наконец, метафизический смысл профессионализации парламента касается качества его функционирования как инструмента реализации национально-государственных интересов страны, не совпадающих с корпоративно-партикулярными интересами представленных в парламенте групп.

Перейдем к сопоставлению персонального состава постсоветских Дум с досоветскими Думами и европейскими парламентами.

Гендерный состав парламента. В досоветских Думах женщины не были представлены, что же касается постсоветской думы, то отмена квотного принципа привела к значительному падению удельного веса женщин-парламентариев сравнительно с советским периодом: 13% – в 1993 г., 6% – в 1995 г., затем 10% в 2003 г. В этом смысле наши женщины проигрывают. В Германии, где практикуется квотный принцип, женщины составляют 30% от общего числа парламентариев, в скандинавских странах – до 50%. Я не являюсь сторонницей педалирования гендерного аспекта, но тем не менее картина такова.

Возраст. Если сопоставить постсоветскую Думу с дореволюционной, то окажется, что и там, и там большинство составляют люди среднего возраста, между 35 и 55 годами. В постсоветских Думах средний возраст от созыва к созыву возрастает, но незначительно – примерно на 2 года. Траектория изменений среднего возраста "новичков" (впервые избранных) повторяет динамику изменений среднего возраста депутатов. Как и следовало ожидать, самые пожилые депутаты состоят во фракции КПРФ. Особенно резкий скачок наблюдается в последнем созыве, что объясняется тем, что представительство этой фракции сократилось и осталось только ее ядро – люди, как правило, уже несколько раз переизбиравшиеся. Самой молодой партийной фракцией является ЛДПР, где был зафиксирован самый низкий средний возраст (39 лет) и самый низкий возраст вновь избранных (36 лет). Что касается "партии власти", то средний возраст депутатов этой фракции постепенно повышается.

В отношении этнического состава: наблюдается некоторое снижение количества представителей титульной нации – с 81% (1993 г.) до 72% (2003 г.). Более или менее стабильным этот показатель является во фракции КПРФ, для остальных же фракций он снижается, в частности, и для фракции ЛДПР, которая вела свою последнюю кампанию под лозунгом "Мы за бедных, мы за русских!".

Есть один показатель, который радикально отличает постсоветскую Думу от дореволюционной. Среди 1823 человек, которые входили в разные составы российского парламента в постсоветскую эпоху, только 48 человек являются священнослужителями, тогда как в досоветских Думах активно действовали представители православной иерархии.

Уровень образования. В этом отношении нынешний парламент резко отличается от дореволюционных дум. В первой дореволюционной Думе 42% депутатов имели высшее образование, во второй – 39%, в третьей – 47%, в четвертой – 52%. В постсоветских Думах практически 100% депутатов имеют высшее образование, при этом многие – по два или три, и многие имеют ученые степени.

Профиль образования. Особенностью российского парламента является то, что в нем не очень значительно представлены юристы, которые в парламентах Германии или Франции составляют весьма многочисленную группу. В отдельные периоды, например, в итальянском парламенте 50% составляли люди свободных профессий, из которых примерно 40% были практикующими юристами, а 70% имели юридическое образование. При этом, правда, в большинстве европейских парламентов в последние годы наблюдается тенденция как раз к снижению удельного веса представителей юридических специальностей. Видимо, это связано с тем, что собственно законотворческая деятельность ведется все больше аппаратами парламентов, а не самими депутатами.

Профессиональный состав. Следует отметить, что во всех четырех созывах постсоветского парламента примерно на одном уровне представлены партийные функционеры и представители общественных организаций – примерно 10% в 1993 г., 9% в 2003 г. Стабильно также представительство свободных профессий – 10-11% для всех созывов. Показательно, что представительство журналистов упало в два с половиной раза (с 9% в 1993 г. до 4% в 2003 г.), что, вероятно, обусловлено снижением общественного авторитета этой профессии вследствие ангажированности некоторых СМИ и осознания этого факта избирателями. Это свидетельствует об упадке роли политической журналистики по сравнению с той эпохой, которая была описана Максом Вебером.

Наиболее значимой является позитивная динамика по двум категориям: представительству военных и представительству тех категорий, которые в рамках нашего исследования были названы "управленцы различного уровня" и "представители бизнеса". Доля военных в Госдуме возросла примерно с 4% в 1993 г. до 11% в 2003, то есть в два с лишним раза. Одновременно происходит увеличение представительства управленцев и предпринимателей, хотя и не столь впечатляющее (в полтора раза). Однако в процентном отношении эта категория составляет уже более 40%. При этом представительство малого и среднего бизнеса крайне незначительно (1,5%), в то время как бизнеса в целом – 44% (2003 г.). Представительство управленцев и предпринимателей вновь выросло и в 2003 г., уже после того, как было начато "дело ЮКОСа". И это одна из главных черт, отличающих Государственную Думу от других парламентов. К примеру, в Италии нынешнее представительство бизнеса в 30% расценивается как беспрецедентно высокое.

Интерес предпринимателей к Думе понятен: именно парламент принимает законы и распределяет бюджетные средства, что превращает его в привлекательную площадку для лоббирования своих интересов. Что касается военных, то рост их представительства некоторые наблюдатели оценивают как формирование милитократии, захватывающей власть в стране. Наше исследование этот тезис не подтверждает: оно не показывает автоматической зависимости между прежней профессиональной деятельностью и характером голосования. Бывшие военные далеко не всегда являются лоббистами военно-промышленного комплекса. Главное возражение против тезиса о засилии милитократии как раз и заключается в том, что, несмотря на рост представительства военных, их удельный вес – порядка 11% – все же существенно ниже, чем представительство управленцев различного ранга и предпринимателей. Это подтверждают также выводы нашего недавнего исследования "Самые влиятельные люди России", которое показало, что наиболее заметной тенденцией обновления политических и экономических элит на региональном уровне является активное вхождение представителей бизнеса в политику. В частности, региональные законодательные собрания активно пополняются за счет представителей бизнеса.

Если далее перечислять отличия нашей Думы от других европейских парламентов, то я бы назвала высокий удельный вес представителей госсектора, крайне низкий уровень представительства реального сектора экономики и значительную роль того феномена, который исследователи условно именуют "партией власти".

Несколько слов о представительстве госсектора. В Думе 1993 г. доля его представителей составляла 60%. В течение десяти лет этот показатель медленно падал, и в созыве 2003 г. он составляет порядка 50%. Для сравнения скажу, что такая ситуация наблюдается в немногих европейских странах. Но вот в немецком и итальянском парламентах ситуация похожая: доля госсектора в итальянском парламенте достигала в некоторых созывах 40%, и долгое время наблюдалась тенденция к увеличению удельного веса этой категории. Весьма симптоматично с точки зрения социального представительства резкое снижение числа "синих воротничков" за последние десять лет: с 3% в 1993% до 1% в созыве 2003 г. Если объединить эти цифры с данными по представительству основных отраслей промышленности и сельского хозяйства в созыве 2003 г., то мы получим суммарную долю менее 10%.

Конечно, мы наблюдаем некоторое несоответствие структуры парламента социальной структуре общества. Однако ровно такая же ситуация существует и в других странах. Как правило, средние и низшие страты недопредставлены в парламенте, а высшие представлены в большей степени. В структуре населения Франции доля среднего класса с 1980 г. по 2000 г. составляла в среднем 27%, а доля среднего класса в парламенте – 20% в 1988 г., 16% – в 1993 г. и 14% в 1997 г. Так что в этом отношении мы не слишком отличаемся от Европы.

Теперь несколько слов о ситуации с политическим представительством. Тенденцией здесь является снижение удельного веса оппозиционных партий и повышение влияния партий, условно называемых "партиями власти". Из оппозиционера Дума в течение 10 лет стала партнером и союзником исполнительной власти.

Индекс политического опыта. Мы рассматривали четыре фактора политического опыта, причем рассматривался политический опыт, обретенный как в советский период, так и в постсоветский период. Оказалось, что конфигурация факторов советского политического опыта схожа с конфигурацией факторов, обеспечивающих успешное переизбрание депутата. На первом месте тут фактор политического лидерства – в партийных, профсоюзных и иных общественных организациях. В среднем по всем созывам этот индекс составляет порядка 30%. На втором месте – местный и региональный политический опыт (25%), на третьем – опыт парламентской работы (17%), на четвертом – опыт работы в структурах исполнительной власти. Ровно такая же конфигурация наблюдается и для политического опыта постсоветского периода. На первом месте – лидерство в политических партиях и общественных организациях (около 30%), далее – политический опыт на региональном или местном уровне (20%), далее – парламентский опыт (порядка 16%), наконец, опыт работы в управленческих структурах.

Связь депутатов с регионами. Для большинства европейских парламентов эта связь очень характерна. Три четверти депутатов имеют, как правило, опыт избрания на региональном или местном уровне до того, как они приходят в общенациональный парламент. Что касается российской Думы, то можно условно выделить две группы депутатов: одна группа – это региональные лоббисты, другая – партийные депутаты, которые очень слабо связаны с регионами. В этом смысле лидером второй группы является ЛДПР, которую можно назвать выраженной "партией космополитов". Для нее характерно избрание по партийным спискам и перманентный провал в одномандатных округах. В блоке "Родина" также очень слабо представлены депутаты, избранные от регионов.

Теперь несколько общих выводов. Отличительной особенностью постсоветского парламента является высокий темп изменения его состава, политических ориентаций и партийных аффилиаций. На мой взгляд, это обусловлено сложносоставной повесткой российского транзита, в ходе которого решались задачи не только политической трансформации, как это было в странах Латинской Америки, но и создавались институты рыночной экономики, и менялась социальная структура общества. Поэтому российский парламент характеризуется неоднозначной динамикой рекрутирования и ротации парламентариев. Тем не менее, несмотря на радикальный характер трансформации российского парламента и политической системы в целом (от мягкого авторитаризма 1980-х гг. к парламентской республике начала 1990-х гг. и далее к суперпрезидентской форме правления), можно зафиксировать тенденцию преемственности в формировании депутатского корпуса и тенденцию его профессионализации. Впрочем, необходимо констатировать и неравномерность достижений по различным направлениям профессионализации. Наибольшего успеха, с моей точки зрения, депутаты добились в технологическом направлении: они научились сосуществовать и взаимодействовать с исполнительной и судебной властями, со СМИ и институтами гражданского общества. Что же касается профессионализации Думы в институциональном аспекте, то здесь динамика нестабильна и распадается на два этапа. Первый этап – это наибольшая эффективность парламента на рубеже 1980-х и 1990-х гг., когда были избраны Верховный Совет СССР и Верховный Совет РСФСР. В конце 1990-х гг. наметилась тенденция к снижению роли Государственной Думы как канала продвижения в высшие властные эшелоны.

Наконец, наиболее скромны успехи профессионализации депутатов в метафизическом аспекте. Преимущественно в законотворческой деятельности доминируют групповые интересы. Нельзя ведь, отмечая некоторые достижения в деле профессионализации депутатов, обойти вопрос об издержках этой профессионализации. И именно определение оптимального баланса общегосударственных и групповых интересов – одна из актуальнейших проблем современного российского парламентаризма.

Завершая, я хотела бы сказать, что знаменитая работа Макса Вебера "Политика как призвание и профессия" содержит метафорический смысл, который заключается в следующем: известно, что политик по профессии думает о следующих выборах, а политик по призванию думает о будущем страны. Политики по профессии у нас есть; теперь необходимо, чтобы профессия стала их призванием.

Н.Беляева:

Мой вопрос касается Вашего заключительного тезиса относительно профессионализации. На диаграмме присутствует много разных параметров, но я не увидела среди них "представительства интересов избирателей". Анализ этого параметра не был целью исследования, или он остался за кадром случайно?

О.Гаман-Голутвина:

Парламент – это институт, призванный выполнять две ключевые функции: представительство интересов и законодательная деятельность. С моей точки зрения, парламент функционирует эффективно, когда эти функции содержательно коррелируют. На этом я и старалась акцентировать внимание.

В.Федотова:

Была ли методика проекта универсальной для всех его участников независимо от страны? Если да, то существует ли возможность выйти на качественный анализу? Мне кажется, что количественный скорее скрывает межстрановые различия, нежели обнаруживает их.

О.Гаман-Голутвина:

Методика была единой для всех стран-участниц проекта. Конечно, персональный состав парламента очень важен, но вряд ли его изучение может быть самоцелью. Смысл проекта состоял в том, чтобы изучать персональный состав парламента для того, чтобы обеспечить лучшее понимание функций парламента в рамках политической системы в целом.

Л.Никовская:

Мне кажется, содержательный анализ функции представительства интересов явно недостаточен. А ведь в кросс-региональных и межстрановых исследованиях ее динамика политическими социологами как-то прослеживается. Вы специально на ней не фокусировались?

О.Гаман-Голутвина:

Не могу с Вами согласиться. Как можно точно установить, чьи именно и какие именно интересы реализует депутат? В нашем распоряжении очень мало соответствующих источников. Поэтому мы анализировали объективное социальное представительство, это реальный эмпирическим индикатором.

А.Шутов:

Вы рассказывали об анализе политического опыта депутатов различных составов, в том числе Вы говорили о советском периоде политического опыта. Какова динамика его значимости?

О.Гаман-Голутвина:

Можно определенно заявить, что имеет место тенденция к снижению значимости политического опыта советского периода как фактора переизбрания. Происходит исчерпание этого ресурса.

Н.Исаков:

Я профессионально занимаюсь статистикой, связанной с Государственной Думой, и могу сказать, что многие отмеченные тенденции вполне соответствуют реальности. У Вас один из индикаторов анализа – индекс обновления депутатского корпуса. Я хотел бы напомнить всем присутствующим, что первая, вторая и, в значительной степени, третья Дума – обновлялись на две трети. В четвертой Думе ситуация изменилась, было переизбрано 220 депутатов предыдущих созывов. Как Вы относитесь к этому явлению – как к положительному с точки зрения профессионализации депутатского корпуса, или же как к замораживанию процесса обновления депутатского корпуса? И, если можно, не могли бы Вы привести данные по обновлению депутатских корпусов европейских парламентов в последние десятилетия?

О.Гаман-Голутвина:

Я к этой тенденции отношусь позитивно. Переизбрание свидетельствует о профессионализации. Кстати говоря, одной из главных неудач первых постсоветских Дум было то, что первые созывы включали много людей, слабо представлявших себе законотворческую деятельность вообще.

Что касается европейских парламентов, то мне в рамках проекта приходилось взаимодействовать с бывшим министром юстиции Германии. Так она была депутатом Бундестага в течение 34 лет. Что касается динамики обновления, то ситуации очень разные. Например, в 1994 г. В Италии проводилась операция "Чистые руки», когда против 50% депутатов были возбуждены уголовные дела, и степень обновления составила 70%. В среднем же показатель составляет 20-30%.

К.Катанян:

Все это исследование в российской части касалось Думы в целом? Или же Вы разбивали депутатский корпус на части, избранные по пропорциональной и мажоритарной избирательным системам? Если да, то какие наиболее явные отличия между депутатами, избранными по разным системам, и как эти отличия коррелируют с данными о других парламентах, избираемых по смешанной системе?

О.Гаман-Голутвина:

Мы рассматривали каждого парламентария по единой матрице, но индивидуально. Если говорить о наиболее значимых отличиях одномандатников от депутатов, избранных по партийным спискам, то наиболее ярким отличием одномандатников является, конечно, их более тесная связь со своими регионами. Что касается сопоставления с другими парламентами, то наиболее ярок тот факт, что более 70% депутатов имеют опыт работы на региональном или местном уровне – вне зависимости от того, по какой системе они избирались.

С.Каспэ:

На правах ведущего я хотел бы обозначить одну из тем, которая, как мне кажется, должна быть затронута в дальнейшей дискуссии.

Только что был упомянут пример Италии, которая довела свой парламентаризм до такой степени совершенства, что стала необходима операция "Чистые руки". С одной стороны, профессионализм депутатского корпуса есть дело, безусловно, благое. С другой стороны, мы видим на этом примере, как профессионализм итальянских парламентариев за несколько десятилетий достиг такой степени, что ротация депутатского корпуса вообще остановилась. Партийная элита переизбиралась практически всегда, изменения затрагивали только средние части списков, а какой-нибудь Джулио Андреотти сидел в парламенте, как пришитый, с 1948 г. Нестерпимость этого зрелища и стала одной из причин того погрома, которому Италия подвергла собственную политическую систему в середине 1990 гг. И самое главное состоит в том, что это блокирование ротации депутатского корпуса было одним из эффектов той самой пропорциональной избирательной системы, к которой мы сейчас переходим. О чем стоило бы задуматься уже сейчас.

И.Дискин:

Для того чтобы представить себе тенденции развития нашего постсоветского парламента, необходимо еще одного измерение, сильно, кстати говоря, коррелирующее с дореволюционными Думами. Ведь мы сравниваем качественно несопоставимые объекты. Вспомним первую Думу 1906 г. Она считала своей задачей принятие одного и только одного закона – радикально решающего аграрный вопрос. Я хочу напомнить, что именно послужило основным поводом для ее роспуска: большинство депутатов отказалось осудить террор. Хочу также напомнить, что, подписав "Выборгское воззвание", депутаты призвали граждан не платить налоги, то есть занялись прямо антигосударственной деятельностью. За что и были осуждены. Это был инструмент революции. Равно как инструментом революции была и вторая Дума. Соответствующий состав, позиция, поведение и т.д. Это качественно отличает первые две Думы от третьей, которая пришла заниматься настоящей законотворческой деятельностью.

Похожая ситуация была в Государственной Думе 1993 г., которая тоже пришла совершенно не для того, чтобы заниматься кропотливой парламентской работой. Это был предельный накал оппозиционности. И это дополнительное измерение – та базовая установка, с которой депутаты пришли в парламент – является крайне важным для понимания места парламента в политической системе. Также можно внести еще один параметр анализа – как часто, в отсутствие реальной практики, закон создается на основе некоторых абстрактных представлений. Такой подход встречается до сих пор.

А.Медушевский:

Исследование, безусловно, представляет значительный интерес, в нем затрагиваются вопросы и истории, и социологии, и права. Это исследование должно быть продолжено, и в связи с этим я хотел бы высказать несколько общих соображений.

Прежде всего – вопрос о том, какое место занимает парламент в политической системе в сравнительной перспективе. Фраза Коковцова о том, что "в России, слава Богу, нет парламента" очень близка была к истине тогда и близка к ней теперь.

Дело в том, что в России фактически отсутствует (или, по крайней мере, слабо выражен) важный элемент правового государства, а именно – разделение властей. Президентская власть у нас стоит над всеми тремя ветвями власти. Из этого вытекает политическая слабость Думы, из этого вытекает и слабость партийной системы. Партийная система может развиваться только в случае наличия конкурентной среды. Если же она отсутствует, то этот парламент просто не может быть столь же профессиональным, как это имеет место в других странах.

В связи с тем, что Вы говорили о тенденциях развития парламента, возникает вопрос: каковы вообще тенденции развития парламентаризма в России? Мне кажется, нам нужно размышлять о том, как двигаться в направлении президентско-парламентской системы. Если мы будем мыслить в этом направлении, то нам необходимо более четкое разделение властей, ограничение указной власти президента, возможно, введение контрассигнации, и решение проблемы ответственного правительства. А сегодня Дума фактически не является местом принятия решений, даже законодательных.

Профессиональный парламент – это не только профессионализм депутатов. Это значит, что парламент действует рационально и эффективно. Профессионализм парламента возможен прежде всего при условии выполнения им своих естественных функций.

А.Зудин:

Это исследование является еще одним шагом по пути интеграции российской политологии в политологию европейскую. Важность участия российских ученых в подобных сравнительных исследованиях трудно переоценить. Особо я бы хотел выделить три момента.

Первый. Особая важность и актуальность повторного анализа советского опыта – в области выполнения Верховным Советом представительных функций.

Второе. Мне кажется очень важной критика тезиса о милитократии. Когда проводятся социологически и статистически выверенные исследования, то выясняется, что, возможно, у нас ведущей тенденцией является не милитократия, а нечто противоположное: расширенное рекрутирование основных фракций национальной элиты из бизнес-сообщества.

Третье. Исследование предоставляет очень богатую эмпирическую базу. Я бы призвал автора не ограничиваться анализом первичных данных, поскольку тот материал, который уже есть, требует второго, а может быть, и третьего слоя интерпретаций.

И последнее: о чем говорит это исследование и почему оно важно? Это исследование говорит о том, что институты имеют значение. В том числе и у нас.

М.Дианов:

Досоветские и постсоветские Думы различает многое. А что их объединяет? Прежде всего – нелюбовь административной власти к парламенту. Для наших президентов это тоже нелюбимое дитя. Собственно, потому и происходит то, о чем постоянно говорил Салмин: в стране отсутствует консолидированная власть. Это проблема соотношения власти политической и власти административной, о чем недавно говорил и Путин: очень тяжело вырваться из лап бюрократии.

Далее, все российские Думы страдают от отсутствия преемственности и стабильности, в том числе из-за нелюбви административной власти: так, все четыре постсоветские Думы и будущая пятая избирались и будут избираться по разным законам. Состав политических сил тоже нестабилен. Только три партии присутствовали во всех четырех Думах: КПРФ (четыре раза), ЛДПР (три с половиной раза, потому что в 1999 г. был "Блок Жириновского"), и "Яблоко" (три раза).

К чему стремится та власть, которая так не любит Думу? Я думаю, она стремится к фактически однопартийной системе с некоторым декором из трех-четырех небольших партий. Это модель, реально существовавшие во второй половине прошлого века: с одной стороны, ГДР, Польша и Индонезия, с другой стороны – ФРГ, Япония и Мексика. Я так понимаю, что власть хочет Германию, Японию и Мексику, а получится – ГДР, Польша и Индонезия.

Л.Федотова:

Мне все-таки кажется, что те, кто задавал методологию этого исследования, исходили из некоей наивной веры в то, что сам факт существования парламентов уже делает их приблизительно похожими, и важно лишь определить количественные различия между ними. Это модернизаторская модель, которая воспринимает установление любого института как его существование в западной форме. Эта методология мне кажется принципиально наивной. И мне хотелось бы, чтобы Оксана Викторовна сделала качественный комментарий в издании этого материала, описывающий функционирование российских политических институтов в наличной политической культуре.

Л.Вдовиченко:

Первый момент, который бы я хотела затронуть, касается профессионализации. Я считаю, что у нас сейчас есть парламент, и есть профессия, которая называется "политик". Она объединяет людей, которые профессионально живут политикой. Они могут перемещаться из партии в партию, в Думу, в Совет Федерации, но они постоянно занимаются политикой. И это позволяет сделать вывод, что политический класс у нас уже фактически формируется.

В связи с тем, что появляется такой класс, такая прослойка, необходимо, чтобы существовали институты, которые бы готовили эту прослойку, а именно профессиональных политиков. А их-то и нет.

Во-вторых, мне кажется важным, чтобы результаты анализа проецировались в будущее. В качестве примера я привела бы выступление на одном семинаре коллеги из Германии, который на основе прослеживаемых к настоящему моменту тенденций указал, что рост представительства женщин приведет к тому, что следующим канцлером Германии станет женщина. Что и произошло очень быстро. И мне кажется, что Оксана Викторовна может спрогнозировать на основе собранной информации контуры нашего парламента в 2007 г.

А.Аринин:

Я здесь выступаю как редактор второго тома энциклопедии "Государственная Дума Российской Федерации", который выйдет в апреле 2006 г. Я думаю, что работы Оксаны Викторовны станут украшением этого тома.

Я согласен с теми коллегами, которые отмечали, что каждая Дума обладала определенной миссией. Коллега Дискин совершенно справедливо охарактеризовал Думу созыва 1993 г. Действительно, 85% депутатов первого созыва ни одной законодательной инициативы не внесли. Первая Дума был непроизводительной силой. А ведь в это время принимались такие важные законы, как Гражданский кодекс.

Количественный рост профессионализма еще не означает качественного. Нынешняя Дума принимает законы быстро, практически их не обсуждая. В этом смысле Государственная Дума, собственно, не занимается законотворчеством. Она принимает лоббистские законы, связанные с конкретными отраслями экономики.

В каждый исторический период Государственная Дума ставит перед собой определенные задачи. На нынешнем этапе одной из самых главных задач является создание правовых условий для подъема экономики. Прямо Вам скажу, что в этой части Дума саботирует послание Президента. Приведу пример: два года подряд в послании Президента Федеральному Собранию говорится о необходимости скорейшего принятия закона об открытости и прозрачности власти. И что мы видим? Этот законопроект даже не внесен в план осенней сессию.

С.Магарил:

Я хотел бы продолжить тезис коллеги Зудина: институты имеют значение. В какой мере наличная Государственная Дума способна обеспечить достижение социального компромисса? Учитывая существующие и всеми нами отчетливо видимые тенденции к свертыванию политической конкуренции, позволю сделать дискуссионное утверждение. Реальная неосвоенность парламентских инструментов достижения социального компромисса дважды обусловила в XX веке крах российской государственности. Отсюда – насущная необходимость повышения эффективности российского парламентаризма.

Л.Тимофеева:

Пять лет назад здесь был круглый стол, посвященный десятилетию российского парламентаризма. Виталий Товиевич Третьяков высказал тогда надежду, что, может быть, мы начнем наконец уважительно относиться к нашей истории и всерьез изучать деятельность Государственной Думы, начиная с момента ее рождения. Доклад Оксаны Викторовны показывает, что это происходит – мы начинаем более целостно и скрупулезно подходить к собственной истории.

Мы начинаем более уверенно использовать количественные методы при анализе политических явлений в России. Безусловно, они представляют ценность не только для анализа, но и для прогноза политической действительности. Мне кажется, кстати, что статистические методы, использованные в этом исследовании, можно было бы дополнить и другими методами, например методом структурной таксономии, который дает возможность проанализировать думские голосования.

Последнее, о чем хотелось бы сказать. В свое время партии как таковые в России не были защищены. Сегодня у нас есть закон "О политических партиях", и это прекрасно. Но очень важно получить закон "О правовых гарантиях деятельности оппозиции".

О.Гаман-Голутвина:

Прежде всего, относительно методики. Сверхидея изучения политической элиты посредством эмпирических методов заключается в том, что, конечно, сам по себе состав парламента является предметом собственно думской статистики. Но он может стать инструментом изучения более глубоких тенденций эволюции самого политического института. Я убеждена, что прийти к адекватной картине можно только через объединение эмпирического и концептуального анализа.

Честно говоря, польза количественных методов в изучении нестабильных, переходных обществ у меня всегда вызывала подозрение. Однако на определенном этапе исследования я пришла к выводу, что без эмпирических методов мы не можем получить адекватную картину. Иллюстрирую это конкретным примером. Сегодня немало говорилось о представительстве бизнеса. Интересная черта: в дореволюционных Думах бизнес был представлен очень слабо. А что мы видим в сегодняшнем парламенте? У нас бизнес очень высоко представлен в парламенте, выше, чем в странах с укорененной рыночной экономикой! Причем именно крупный бизнес. И это касается не только российского парламента: украинская Верховная Рада также представляет собой закрытый бизнес-клуб олигархов. Когда мы недавно представляли здесь результаты региональных исследований, то мы говорили, что региональные парламенты в России также стали превращаться в закрытые бизнес-клубы. На фоне "дела ЮКОСа" для меня этот факт стал неожиданным. И обнаружить его можно было только при помощи количественных эмпирических исследований.

Еще примеры. Пик законодательной эффективности постсоветской Думы пришелся на 1998 г. – год дефолта, и на этом же уровне Дума остается и сегодня – это любопытно. Важно и то, что падение эффективности Думы как законотворческого органа коррелирует с падением представительства юристов.

Проблема в том, что усиление роли исполнительной власти – это общемировая тенденция. И задача парламентов в целом, и российской Думы в частности – найти обновленный модус своего бытия в этой сложной и все более усложняющейся ситуации.