Девятые Губернаторские Чтения

Главная страница ~ Губернаторские чтения ~ Девятые Губернаторские Чтения

Выбор места в глобальной экономике: страновые и региональные стратегии

Тюмень, 17 мая 2012

Тюменская областная научная библиотека им. Д.И.Менделеева, филиал Президентской библиотеки им. Б.Н.Ельцина

Лектор - генеральный директор и председатель правления Российской венчурной компании, член Комиссии при Президенте Российской Федерации по модернизации и технологическому развитию экономики России, член Комиссии при Председателе Правительства Российской Федерации по высоким технологиям и инновациям Игорь Рубенович Агамирзян.

 

Губернатор Тюменской области В.В.Якушев

Уважаемые коллеги! Последние две наши встречи были посвящены самым «горячим» сюжетам, в основном политическим. Теперь настало время снова попытаться увидеть стратегическую перспективу нашего развития – и наше место в этой перспективе.

Проблема, которая сегодня будет обсуждаться, возникала перед нами уже не раз, она красной нитью проходила через все состоявшиеся в рамках Чтений дискуссии. Первый шаг в разработке любой стратегии – определение ее цели. И от того, насколько верно она определена, зависит даже не успех самой стратегии, а гораздо больше – успех того субъекта, который эту стратегию осуществляет. В нашем случае – успех Тюменской области. Потому что сама стратегия может быть полностью реализована, все поставленные задачи могут быть решены – но что, если ошибка была допущена в самом начале, и усилия прилагались, и ресурсы расходовались для достижения ложной цели? Что, если то место в будущем, которое мы займем, окажется слабой позицией? Тогда формальный успех обернется поражением, ответственность за которое ляжет на нас – а вот расплачиваться по счетам придется нашим детям. Так не должно случиться.

И чтобы этого не случилось, мы должны прежде всего трезво и здраво представлять себе реальные контуры и силовые линии современности. Не мифические, не воображаемые по инерции сознания, не механически выводимые из старого опыта, а реальные.

Как на самом деле устроена современная глобальная экономика? Какие окна возможностей в ней существуют? Какие из них ведут к вершине успеха, а какие – в тупик? Ответы на все эти вопросы неочевидны; но есть люди, которые знают по крайней мере некоторые из них. Наш сегодняшний гость – один из таких людей.

Игорь Рубенович Агамирзян – выходец из Академии наук (Институт теоретической астрономии, Ленинградский политех, Ленинградский институт информатики…), затем сделавший блестящую карьеру в компании Microsoft(кстати, последняя его должность в ней – директор по стратегии в России и СНГ). С 2009 г. – генеральный директор и председатель правления Российской венчурной компании, управляющей венчурными фондами суммарным объемом около 26 млрд. руб. Член Комиссии при Президенте РФ по модернизации и технологическому развитию экономики России. Член Комиссии при Председателе Правительства РФ по высоким технологиям и инновациям. Соруководитель экспертной группы «Переход от стимулирования инноваций к росту на их основе», действующей в рамках «Стратегии-2020». Человек, считающий своей миссией выращивание российской инновационной экосистемы. Человек, который знает, как на самом деле устроено наше настоящее – и каким может стать наше будущее. Давайте послушаем его – как всегда, после краткого введения в дальнейшую дискуссию, которое сделает Святослав Игоревич Каспэ.

 

Главный редактор журнала «Полития», профессор Высшей школы экономики С.И.Каспэ

Сегодня яограничусь двумя цитатами. Обе они о будущем. Обе из фантастических произведений, и это естественно – обычно именно фантасты говорят о будущем, преимущественно всякие глупости, но иногда – умно. Первая из повести братьев Стругацких «Гадкие лебеди»: «Будущее запустило свои щупальца в самое сердце настоящего». Это сказано о том, что будущее – не абстракция, не игра ума и не плод воображения. Оно уже здесь, рядом; просто мы не всегда способны его различить и опознать. А это нужно уметь, потому что иногда будущее оказывается волной, которую можно оседлать, а иногда – заразой, которую требуется обезвредить. Об этом тоже важно помнить: мы хорошо знаем, что ни наше прошлое, ни наше настоящее не является безусловным благом, что в прошлом и настоящем было и есть немало зла. А вот о будущем мы склонны думать гораздо более благодушно, полагаясь на то, что в целом дела будут идти примерно так же, как сейчас, и отмахиваясь от надоедливых пророков вроде Кассандры. Такое благодушие опасно – оно-то и погубило гомеровскую Трою, да и много других обществ.

Вторая цитата – из знаменитого фильма Джеймса Кэмерона «Терминатор 2», где она повторяется лейтмотивом: «The future’s not set», «будущее не предопределено». Щупальца щупальцами, но человек, живущий здесь и сейчас, тоже способен на многое. Собственно говоря, практически на все – на то она и свобода воли. Известная теория path dependence, тотальной зависимости общественного развития от предыдущих его стадий, от исторической колеи – одна из самых вредных теорий, рожденных социальными науками. Это обессиливающая ложь, и все успешные общества и экономики являются живым ее опровержением. Хотелось бы, чтобы еще одним таким опровержением стало и наше общество. А вот о том, как этого добиться, и расскажет Игорь Рубенович.

 

И.Р.Агамирзян

Если уж разговор начался с цитаты из фантастов, позволю себе продолжить его в том же стиле. В упомянутой повести Стругацких «Гадкие лебеди» есть и другая фраза: «Будущее создается тобой, но не для тебя». Будущее мы создаем для последующих поколений. Тема, затронутая губернатором Якушевым, чрезвычайно важна: нынешние изменения повлияют на жизнь наших детей и внуков, и поэтому сейчас надо постараться избежать очевидных ошибок. Горизонты развития, благодаря ускоряющимся технологическим темпам, сжимаются. В начале XXв. можно было прогнозировать на довольно длительную перспективу – в 15–30 лет. Сейчас весьма затруднительно предположить, что будет даже через пять лет. Поэтому я начну с того, что констатирую ряд очевидных фактов, ориентация на которые поможет в определении стратегии развития.

В 2011 г., когда я присутствовал на Всемирном экономическом форуме в Давосе, Клаус Шваб (президент Форума), предваряя выступление президента России Медведева, сказал, что «глобализация завершилась». Мысль эта поразила меня. «Глобализация завершилась» – а мы привыкли говорить о ней как о некоем продолжающемся процессе. Теперь глобализация стала фактом: анализируя любые вызовы, предъявляемые человечеству, надо исходить из принципиально новых условий его существования.

В последние 15 лет сложилась исторически уникальная ситуация. Никогда до сих пор не было практически бесплатной коммуникации между людьми, не зависящей от расстояния. А ведь коммуникация почти идентична обществу – нельзя что-то делать вместе, не разговаривая, только так возможны любые социальные отношения. Исторически коммуникация зависела от территориальной близости и внутренней связанности. Практически все государства, за редким исключением, были связанными, несвязанные империи теряли управляемость. Современная же коммуникация, не зависящая от расстояния, имеет огромные и долгосрочные социальные последствия. Формируются трансгеографические сообщества, что при любом долгосрочном прогнозировании надо принимать за факт.

Первая волна глобализации имела место в конце XIX– начале XXв. Она сильно отличалась от глобализации последних 30 лет. С одной стороны, она была гораздо менее массовой. Один факт: минута телефонного разговора по трансатлантическому кабелю стоила около $300 (в современных ценах) то есть была доступна только самой тонкой прослойке, элитной верхушке, кардинально превосходившей основную часть населения по своим возможностям. С другой стороны, в некоторых отношениях она была гораздо более глубокой. Тогда в мире не существовало никакого глобального финансового регулирования, никакого визового режима (возникшего в результате первой мировой войны). Поэтому тогда и стали появляться первые транснациональные бизнес-империи, с которыми потом боролись в годы Великой депрессии – методом принудительного расчленения.

На современном же витке глобализации коммуникационные новшества распространились вплоть до самых низших слоев социальной иерархии. Социальные сети, активно развивающиеся в последнее время, формируют те самые надгеографические сообщества. Конечно, есть некоторые культурные и языковые ограничения: например, многие сетевые сообщества полностью русскоязычны, но участники-то их живут по всему миру! Надо помнить, что еще лет 25 назад человек, уезжавший в другой город, не говоря уже о другой стране, становился почти недоступным. Футурологи говорят о складывании технонациональных сообществ, даже наднациональных государств, и в интернете такие эксперименты уже предпринимаются.

Кстати, в мире транснациональных корпораций современная глобализация началась еще раньше. То, что доступно сейчас простому гражданину (телекоммуникации, телеконференции и проч.), сотруднику транснациональной корпорации было доступно уже 20 лет назад.

В современном мире удельный вес некоторых ТНК сравним с удельным весом небольших государств. Технологический бизнес стал основным драйвером экономического роста. Базовый набор потребностей человека начал меняться: под воздействием новых технологий в XXв. появились новые либо были открыты существовавшие ранее латентно. Например, пока не было мобильных телефонов, мы не знали, насколько важно быть все время в зоне доступа. Еще 20 лет назад, когда нам нужно было с кем-нибудь связаться, мы бегали по городу в поисках телефона-автомата. Все это имеет антропологические последствия – так, люди просто перестали хранить в своей «оперативной памяти» телефонные номера, а ведь недавно каждый человек помнил их десятки, если не сотни. То есть, происходят изменения ментальных и, соответственно, поведенческих паттернов.

С середины XXв. основными предметами потребления, увеличение производства которых стимулировало рост экономики, стали продукты технологического предпринимательства. Количество телевизоров практически сравнялось с численностью человечества; с телефонами и смартфонами ситуация идентичная. В начале 2000-х годов на базе данных Всемирного экономического форума нами проводилось межстрановое эконометрическое исследование, целью которого было выявить корреляцию между ростом подушевого ВВП и различными индикаторами состояния экономики. Выяснилось, что семь из десяти наиболее коррелирующих показателей принадлежат сфере информационных технологий. В тех странах, где они развиваются интенсивнее всего, и наблюдается самое интенсивное экономическое развитие (конечно, каузальная связь здесь может быть как прямой, так и обратной).

В последние десятилетия все важные технологические достижения связаны с «мягкими технологиями». Примерно к 1970 г. были совершены все «предельные» индустриальные прорывы (полет в космос, полет на Луну, полет «Конкорда», атомная энергетика и др.), и ничего подобного с тех пор не делалось. После 1970 г. инновационная активность человечества ушла в область обработки информации. Сейчас ценность продукта обеспечивается логикой его поведения, софтом. Например, цена мобильного телефона определяется не его начинкой и корпусом, а дизайном и программным обеспечением. Себестоимость производства iPhone– примерно $7, остальная часть цены любой продукции Appleесть результат сложной технической кооперации: разработки, сбыта, продвижения…

Сегодня все технологические новшества основаны на информационных технологиях, цифровой обработке информации. Недавно возник интересный тренд: с появлением первых цифровых производств виртуальная среда стала выходить в материальный мир. В СССР о гибких автоматизированных производствах только говорили, сейчас же они стали реальностью (а мы в очередной раз все проспали). Цифровое производство – абсолютный тренд ближайших десятилетий. Рано или поздно станут доступными принтеры, печатающие что угодно: учитывая, что сегодня уже можно напечатать 3D-модель, я допускаю, что через 10 лет можно будет на домашнем принтере напечатать, например, лекарство (которое по своей сути есть формула), разработанное индивидуально под ваш геном. Биотехнологии ведь тоже информационный продукт. Сегодня это еще нецелесообразно экономически, но темпы развития высоки, и я просто не берусь предсказывать, когда такая «печать» материальных объектов станет реальностью для всех.

Я не случайно все время говорю о технологиях, востребованных человеком в его личной жизни. На рынке высоких технологий сегодня сменился заказчик: вместо ВПК и государства, как это было на индустриальном этапе, им стали конкретные потребители, нуждающихся в улучшении качества своей жизни. Мне иногда хочется подсчитать, какая доля нефтегазовых доходов России потрачена на мобильную связь, ведь наше население настроено так инновационно, как мало где еще. Номеров мобильных телефонов в стране уже больше, чем людей, – кстати, так дело обстоит далеко не во всех странах. Однако мысль, что основной заказчик технологии – индустрия, до сих пор доминирует в умах наших «инноваторов», хотя «вертикальные» рынки значительно меньше по объему, чем «горизонтальные». Именно ориентированные на спрос конечного потребителя технологии вышли на «горизонтальный» рынок, по своей широте подобный рынку продовольствия – есть-то хотят все.

Любопытный факт: в течение всей истории технологического развития человечества крупные индустрии начали влиять на социальную организацию лишь около 150 лет назад. Первой такой индустрией было автомобилестроение. Оно изменило жизнь людей, повысило их мобильность, перестроило города. Следующая индустрия этого плана – авиация, также обеспечившая радикально новый уровень мобильности. Затем возникла компьютерная индустрия. Задуманная для решения военных и экономических задач, она стала массовым «усилителем интеллекта». Потом последовали интернет, мобильная связь, мобильный интернет и социальные сети, сейчас развивающиеся параллельно. Замечу, что ни ядерная энергетика, ни космическая индустрия никак не повлияли на жизнь простого человека, которому все равно, от гидроэлектростанции у него энергия в розетке или от ядерного реактора (равно как и то, летает кто-нибудь на орбите или нет). Хотя не стоит забывать, что космические технологии помогли существенно удешевить спутниковую связь.

Любопытно, что циклы развития перечисленных индустрий очень похожи. На начальном этапе – «гаражный» период, когда первая же произведенная единица продукта может вывести в мировые лидеры. Это «окно возможностей» очень короткое по времени (около 10 лет) и сокращается от цикла к циклу: для интернет-технологий оно составляет уже 2–3 года. Следующий этап – «консолидация брендов», более успешные поглощают менее успешных. Так, Boeingконсолидировал всю авиаиндустрию США, десятки компаний. К моменту, когда консолидация завершается (в конце 1930-х годов – в автомобильной индустрии, в конце 1960-х – в авиации, в 1980-е – в компьютерной отрасли), рынок достигает зрелости. Зрелый рынок очень конкурентный и очень закрытый для новых игроков: чтобы запустить Airbus, не хватало потенциала ни одной отдельно взятой европейской страны, пришлось создавать многонациональный проект. Войти на зрелый рынок можно только в случае использования неограниченного государственного или административного ресурса, и то не всегда. После наступления стадии зрелости инновации возникают уже в конкретных нишах. К 1950-м годам автоиндустрия достигла зрелости и стала стагнировать – базовые технологии с того момента практически не изменились. Чем отличается современный автомобиль от старого? Только интеллектуальными системами управления и электроникой, обеспечивающими экономию топлива и безопасность, то есть опять же некоторые потребительские свойства. В авиации то же самое: в 1960-х годах был построен Boeing-747, который так как и не превзошли последующие проекты. Все отличия – в системах управления (например, полностью автоматическая посадка).

Почему я говорю об этом так подробно? Перспективы прорыва и реального экономического роста связаны не со зрелыми индустриями, а с новыми рынками, где сейчас открываются «окна возможностей». В ходе обсуждения «Стратегии–2020» возник вопрос: на какие рынки следует ориентироваться? Могут ли ими быть авиация, автомобилестроение, судостроение? Нет. Надо стрелять с упреждением, хотя расчет его довольно сложен. «Окна возможностей» сейчас есть, например, в биоинформатике, то есть в использовании информационных ресурсов для обсчета биотехнологий. Благодаря советскому прошлому у нас есть набор серьезных компетенций в сфере биоинформатики. Вообще же самые большие советские достижения, мирового уровня, были не в области ядерных и космических технологий, а в математике и теоретической физике. Мы всегда могли построить уникальный образец по запредельной цене, но опыта запуска массового продукта, надежного и дешевого, не было. АвтоВАЗ – хороший пример того, как даже хорошо отработанную итальянскую технологию удалось угробить нашими индустриальными традициями. Поэтому вопрос, где ожидать технологического прорыва, связан прежде всего с тем, где будет изобретено нечто, в перспективе актуальное для всего человечества.

Еще один пример: технология flash-памяти, разработанная в Израиле, хорошо показывает, как зарабатывают в этой новой экономике. Израиль получает 2% стоимости каждой проданной флэшки, причем вовсе не занимается их производством – им занимаются на Тайване. К такой реальности у нас не получается привыкнуть, и в результате мы никак не сдвинемся с места.

Надо понимать, что различные этапы жизненного цикла продукта отличаются принципиально разной маржинальностью. Я рисую график (см. рис. 1), где по горизонтали отложены этапы жизненного цикла продукта: научно-исследовательские разработки (НИР), опытно-конструкторские работы (ОКР), опытное производство (Оп.), массовое производство (Мас), дистрибуция (Дистр), продажи (Прод), системная интеграция (Сист). По вертикали обозначена выработка на одного занятого в производстве ($$/1): аналог ВВП на душу населения, но в микроэкономических рамках.

Рисунок 1

Оказывается, что маржинальность высока в области НИР и ОКР и резко падает на стадии производства – практически до нуля и даже ниже (например, автомобильная индустрия в мировом масштабе глобально убыточна). Затем кривая резко возрастает в областях, связанных с организацией каналов поставок и продаж. А Россия традиционно целится в производство, где добавочная стоимость на одного занятого меньше всего. Инновация для нас – это обязательно построить свечной заводик и что-то такое инновационное на нем мастерить. Между тем многие страны имеют рациональные стратегии обеспечения своего присутствия в более маржинальных зонах цикла. Например, вышеупомянутый Израиль не занимается ни производством, ни отстраиванием цепочек сбыта. Финляндия (Nokia), в свою очередь, создала глобального игрока рынка продаж технологической продукции, которую сама разрабатывать умеет плохо, но при этом имеет мощный маркетинг и, главное, обладает глобальными сетями и партнерами. Однако и те и другие зарабатывают основные деньги вовсе не на этапе производства. Стран, ориентирующихся на все этапы, очень мало, по сути, одна: США занимаются всем, кроме низкомаржинального производства, выведенного в Китай и Юго-Восточную Азию. Китай сидит в производстве, однако предпринимает упорные шаги (подкрепленные огромным финансированием) по выходу в смежные зоны. В последние годы он успешно он отстраивает сети сбыта, центры разработки и т.п. Индия позиционируется где-то между НИР и производством: производит опытные образцы, выполняет опытно-конструкторские работы…

Чтобы пояснить масштабы различий в маржинальности, скажу, что в США ВВП на душу населения – порядка $50000 в год. А выработка на одного человека, занятого в крупной транснациональной корпорации (Google, IBM, Microsoft), – около $1000000 в год. Крупные технологические корпорации в десятки раз превосходят средний уровень экономики по доходу, который получают на стадиях разработки и отладки сбытовых сетей. Кстати, средний доход американцев составляет около $30000 на семью в год. А средняя заработная плата высококвалифицированных инженеров транснациональных корпораций – примерно $150000 в год.

У меня есть предположение (или, точнее, надежда, которую я ничем не могу подтвердить), что, говоря в своем указе от 7 мая о 25 млн. высокопроизводительных рабочих мест, Путин имеет в виду не традиционные рабочие места, а именно места в секторах с высокой маржинальностью. Для этой трети всех рабочих мест, имеющихся в российской экономике, целесообразно установить метрику выработки на одного человека, чтобы было понятно, в какой зоне цикла они находятся. Если я понимаю правильно, то запланировано довольно разумное соотношение: в наиболее инновационно продвинутых США таких рабочих мест тоже около трети.

Модели оптимизации добавленной стоимости приводят к массе интересных глобальных макроэкономических эффектов. Например, они способны объяснить тренд вывода производства на рынки с дешевой рабочей силой. В этой сфере, надо отметить, назревает риск, связанный с Китаем: его нищее деревенское население велико, но конечно. Сейчас много говорят о китайском экономическом чуде, не учитывая, что эта страна последние 20 лет переживает нечто подобное тому, что было при индустриализации 1930–1940-х годов в СССР. Тогда, эксплуатируя крестьянство и выдавливая его из деревни в город, добились резкого уменьшения численности сельского населения. Китай при таких темпах роста может исчерпать резерв деревенского населения в течение примерно 10 лет, что повлечет за собой молниеносный скачок цен на труд и в масштабах мировой экономики приведет к колоссальному потрясению.

Еще один любопытный эффект: появляются специальные типы компаний, обслуживающие аутсорсинг и аутстаффинг. Так, примерно 80% всех компьютеров в мире, продающихся под самыми разными брендами, физически делаются всего двумя компаниями (Foxconnи Flextronics), объемы продаж которых огромны, но капитализация сравнительно с ТНК очень низкая, поскольку они сидят в низкомаржинальной зоне производства. А классические технологические корпорации все в большей и большей степени становятся центрами дизайна и маркетинга, полностью перекладывая производственную функцию на контрактных производителей.

Переходя от страновых к региональным стратегиям, скажу, что главное для эффективности экономического развития региона – правильное встраивание в глобальные цепочки поставок и сбыта, глобальные цепочки производства добавленной стоимости, supplychains. К сожалению, у нас эту тему обычно игнорируют, в то время как на международных бизнес-конференциях высокого уровня она является одной из главных. «Что уникального мы можем предложить, чтобы встроиться в глобальные цепочки поставок лидеров мировой индустрии?» – вот вопрос вопросов. Выйти на сбытовые сети ТНК, не встраиваясь в их цепочки, невозможно. Построить сбытовую сеть, сравнимую со сбытовой сетью Appleили HP, позволяющую достичь всего глобального рынка, даже при неограниченном административном ресурсе невозможно. Примеры интеграции российских поставщиков в глобальные цепочки существуют, но они единичны: «ВСМПО-Ависма», например, поставляет титановые детали для Boeing. Причем надо понимать, что на один самолет приходится около 2–3 млн. деталей и 60 тыс. поставщиков, среди которых российских в лучшем случае два-три. В секторе программного обеспечения наша доля значительно выше, но она складывается за счет создания в России международных центров R&D и компаний, лицензирующих свое программное обеспечение крупным международным игрокам.

Именно вовлеченность в глобальные технологические цепочки и цепочки производства добавленной стоимости является гарантией устойчивости экономики в целом. Если представить себе экономики как множество пирамидок разного размера, стоящих на плоскости и соответствующих разным странам, то понятно, что чем большим количеством связей они пронизаны, тем устойчивее конструкция в целом (см. рис. 2).

Рисунок 2

Например, матрицы для дисплеев (телевизоров, мобильных телефонов) производятся только на Тайване и – в меньшей степени – в Южной Корее. Если на Тайване их производство резко прекратится, встанет вся мировая экономика – просто потому, что сейчас почти не бывает технологического продукта без дисплея. Вот эта встроенность в мировую экономику, уникальность Тайваня как производителя является гарантией устойчивости не только экономики, но и политической системы страны. С Тайванем просто не дадут ничего сделать, потому что это будет слишком дорого стоить всему человечеству.

Печальный факт состоит в том, что Россия в этой схеме соответствует крайней правой пирамидке. Она связана с остальными странами только на самом нижнем уровне, являясь рынком сбыта и поставщиком сырья, продуктов нижних переделов. Если эту конструкцию встряхнуть, то первым отвалится элемент, наименее связанный с прочими, все остальные будут взаимно удерживать друг друга связями разных уровней. Чем устойчивее связи, тем устойчивее вся система. Поэтому экономика в условиях завершенной глобализации должна быть либо полностью открытой, интегрированной в общее пространство, либо закрытой и изолированной, – а для второго варианта у нас нет ресурсов.

И последнее. Вся современная экономика базируется на человеческом капитале, «капитале умов». Она не зря называется «экономикой знаний»: деньги, финансовый капитал – это просто механизм учета, реальный же капитал – это люди, связи между ними, их умения и навыки. На базе этого ресурса и надо создавать стратегии, обеспечивающие стране и региону приемлемое место в глобальной экономике.

 

Профессор Института права, экономики и управления Тюменского государственного университета Л.М.Симонова

Презентация

Ответы стран-лидеров на глобальные экономические вызовы состоят в существенном повышении наукоемкости ВВП. Инновации становятся решающим фактором внешней и внутренней политики индустриально развитых стран. Не самый большой по числу занятых технологический сектор, hi-tech, в сравнении с отраслями финансов или энергетики имеет самую высокую капитализацию.

Каким же образом страны достигают интенсивного инновационного развития, какие стратегии они практикуют?

  1. Стратегия наращивания– создание собственного научно-технического потенциала через использование потенциала зарубежных ученых (США, Англия, Германия, Франция).
  2. Стратегия заимствования– воспроизводство высоких технологий на базе собственной дешевой рабочей силы. Такая стратегия характерна для новых индустриально развитых стран. Китай, например, сначала был «глобальной деревней» по производству массовых товаров (как уже говорил И.Р.Агамирзян), а теперь постепенно превращается в инновационную фабрику. Прогнозируется, что к 2030 г. Китай будет иметь в глобальных научных исследованиях и разработке технологий долю, сравнимую с Европейским Союзом.
  3. Стратегия переноса– не столько прямой импорт технологий, сколько создание собственного потенциала на основе закупки лицензий, перенос нововведений в национальную экономику. Как элегантно говорят в Японии, «от практики заимствования к адаптивной созидательности».
  4. Стратегия экспансиина зарубежные рынки, которая возможна и в условиях серьезного научно-технологического отставания на старте процесса. Например, Дания или Швеция активно встраиваются в транснациональные сети и работают именно на внешний рынок.

Распространено мнение, что сырьевая экономика не может сочетаться с продвинутыми стратегиями инновационного развития, но современный опыт опровергает этот тезис. В небедных ресурсами Норвегии, Австралии, Канаде активно вкладываются в науку. Норвегии, где изначально не было ничего, кроме рыбы и нефти, инновационная стратегия позволила вписаться в транснациональные сети и наладить успешный трансфер технологий из ведущих ТНК мира. Страна использует свое «сырьевое преимущество», привлекает высококвалифицированных специалистов (в том числе российских) и занимает свою нишу в международном разделении труда, продавая свои технологии, например, в наш «Газпром».

Как же должна выглядеть стратегия инновационного развития России? Как говорил Стив Джобс, «бывает поиск своего пути, а бывает создание новой реальности».

Нам необходимо интегрироваться в глобальную сеть обмена компетенциями, причем желательно – на начальных и конечных стадиях цикла производства продукта. Для встраивания в начальные этапы у нас есть хороший задел. Склоняться ли к традиционной специализации или создавать «новую реальность» (суперкомпьютеры, облачные вычисления и т.д.)? В японской инновационной стратегии для каждой области прописана цель в формате «создать новые рынки такого-то объема». Безусловно, самый продуктивный путь – именно построение новой реальности. Наше конкурентное преимущество состоит как раз в традиции фундаментальных исследований.

Безусловно, должен стать высокотехнологическим и наукоемким нефтегазовый сектор. Не менее важно использовать «мягкую силу» (культура, ценности, традиции, национальные герои). Япония, например, сопровождает продвижение инновационных технологических продуктов продвижением своей культуры и своего образа жизни.

Мы должны добиться капитализации, основанной на таланте, talent equity – национальные традиции инновационного мышления суть конкурентное преимущество России. Главной стратегической задачей является выращивание талантов. Во многих ТНК использование рабочей силы дифференцировано по национальному признаку (немцы для одного, французы для другого, американцы для третьего). Для решения нетривиальных задач часто привлекаются российские специалисты. Это – подсказка для нас.

 

Профессор Тюменского государственного нефтегазового университета Л.Н.Руднева

Презентация

Поиск места региона в глобальной экономике может осуществляться двумя путями:

  1. встраивание в существующие глобальные цепочки поставок и добавленной стоимости;
  2. формирование собственных глобальных цепочек с высокой добавленной стоимостью.

Наиболее реалистичным способом вхождения в глобальную экономику является выстраивание собственных цепочек на базе имеющихся конкурентных преимуществ.

Естественные конкурентные преимущества Тюменской области общеизвестны. Они связаны с богатейшими запасами нефти, газа, леса, а также благоприятным географическим положением. Приобретенные конкурентные преимущества состоят в достижении высокого уровня социально-экономического развития, наличии эффективных систем управления и образования.

Доминирование в экономике Тюменской области первичного сектора характерно для доиндустриального типа экономики, резервы которого были исчерпаны в конце прошлого столетия. К сожалению, ни Российская Федерация в целом, ни Тюменская область не обладают значимыми в глобальном мире конкурентными преимуществами во вторичном секторе экономики, что отчасти связано с дефицитом капитала и недостаточно привлекательным инвестиционным и предпринимательским климатом.

Общепризнанно, что резервы экономического роста на современном этапе и в ближайшей перспективе связаны с развитием третичного сектора и формированием постиндустриальной инновационной экономики. На мой взгляд, вектор развития Тюменской области, способный обеспечить ее вхождение в глобальную экономику, связан с нефтегазовой специализацией во всех трех секторах экономики. В первичном секторе – приоритетное освоение ресурсов шельфа арктических морей; во вторичном – нефтепереработка, нефтехимия и нефтяное машиностроение; в третичном – нефтегазовый сервис, коммерциализация результатов научной деятельности и подготовка специалистов нефтегазового профиля.

Базовыми условиями развития третичного сектора в рамках нефтегазовой специализации региона являются: ориентация научно-исследовательских и проектных организаций на обслуживание соответствующих производств; высокая концентрация высших учебных заведений; наличие в регионе крупного нефтегазового вуза, на долю которого приходится более 60% от общего числа российских студентов, обучающихся нефтегазовому делу.

Для обеспечения конкурентных преимуществ в глобальной экономике наш университет устанавливает прочные связи с зарубежными партнерами, реализует ряд международных проектов, включающих в том числе экспорт профильных образовательных услуг в 22 страны мира.

Движение по вектору развития, направленному на интеграцию Тюменской области в глобальную экономику, требует дальнейшего приумножения конкурентных преимуществ высшего порядка в научно-образовательной сфере, которое может быть обеспечено за счет синергетического эффекта от объединения усилий научных, проектных, образовательных и производственных организаций нефтегазового сектора, инициируемого правительством Тюменской области. Значительные возможности в этом плане могла бы обеспечить реализация проекта создания Западносибирского федерального университета на базе двух крупнейших вузов Тюменской области – Тюменского государственного нефтегазового университета и Тюменского государственного университета. К сожалению, о судьбе этого проекта я ничего не знаю.

 

Президент Тюменской ассоциации нефтегазосервисных компаний В.А.Борисов

Побывав благодаря замечательной лекции И.Р.Агамирзяна в будущем, давайте вернемся в настоящее – ведь именно оно формирует будущее! Тюменская область настолько богата ресурсами, что эксперты и СМИ начали употреблять бредовое выражение «сырьевое проклятье». То-то Норвегия или Саудовская Аравия прокляты! Эту проблему мы должны решать и на уровне региона, и на уровне государства.

В России активно разведываются новые месторождения, но в экономике страны обслуживанию добычи нефти и газа придается малое значение. Между тем в Норвегии закон о нефти разработали еще до того, как начали ее добывать. Для иностранных компаний сразу же установили предельную квоту их присутствия на внутреннем рынке в 30%. Огромное количество денег страна зарабатывает на нефтегазовом сервисе.

Нефтегазовый сервис уже оформляется в России в отдельную отрасль экономики. Наши вузы имеют хорошие контакты с отраслью и выпускают качественные кадры: теперь надо объединять специалистов. В Тюменской области уже представлены все крупнейшие мировые компании нефтегазового комплекса. Исходя из этого, следует сохранять нашу центральную позицию, уделяя главное внимание сервису. Необходимо внести изменения в Налоговый кодекс, ограничив права налоговых органов, принять закон о демпинговых ценах, смягчить условия кредитов, развить лизинг, принять закон об экономической безопасности, ограничить присутствие иностранных компаний (чтобы те находились в субподряде и не более) и расширить подготовку профессиональных кадров.

 

Свободный микрофон

Доцент кафедры мировой экономики и международного бизнеса Тюменского государственного университета Е.М.Черкашов: 

Не считаете ли Вы, что первоочередной задачей Тюменской области сейчас является именно развитие нишевых инноваций в традиционных отраслях, находящихся на стадии зрелости?

Заместитель председателя Тюменской областной думы В.В.Сысоев: 

В стратегии развития Тюменской области явный акцент сделан на нефтегазовой сфере. Что может сделать Российская венчурная компания, чтобы регион стал центром акклиматизации новых технологий?

Менеджер по персоналу завода «Тюменьремдормаш» А.Малюченко: 

У Тюменской области уникальное географическое положение: на юге она граничит с Казахстаном, к западу от нее находятся Башкирия и Пермь с их крупнейшей нефтеперерабатывающей инфраструктурой, на востоке – Омск. Почему нельзя создать такую систему разработки и изготовления нефтяных катализаторов, которая позволит взять за горло всю нефтепереработку России? Что думают по этому поводу докладчик и губернатор?

Депутат Тюменской областной думы В.Н.Буртный: 

Что сегодня больше всего угрожает стремлению России занять благоприятную позицию в мировой экономике?

Проректор по связям с общественностью Тюменского государственного архитектурно-строительного университета Н.И.Ханова: 

Россия славится своими умами, но на «Губернаторских чтениях» раз за разом звучит утверждение, что страна притормаживает в своем развитии. Что же мешает нам выстроить правильную стратегию?

Депутат Тюменской областной думы Г.А.Трубин: 

Что необходимо и Тюменской области, и России, чтобы переориентировать образование на нужды экономики знаний? Объединение университетов, то есть их экстенсивное развитие, дополнительное профессиональное образование? Что еще?

Аспирант кафедры финансов, денежного обращения и кредита Тюменского государственного университета А.А.Парфенов:

В высказываниях о проекте «Сколково» часто слышится скептицизм. Как Вы относитесь к перспективам этого проекта? Действительно ли удастся построить в Сколково нечто подобное Силиконовой долине?

Профессоркафедры экономической социологии Тюменского государственного университета Г.Ф.Ромашкина:

Не первый раз слышу о создании рынков, о нишах в технологиях… Но где разговор о маркетинговой активности, о создании новых потребностей?

Председатель Тюменской областной думы С.Е.Корепанов: 

Ваше мнение: есть ли какой-то толк от нанотехнологий, возглавляемых Чубайсом? Каковы их перспективы?

И.Р.Агамирзян: 

Сначала несколько общих комментариев. В докладе коллеги Симоновой мне понравилось использование высказывания Стива Джобса о создании новой реальности. В истории человечества всегда присутствует фигура «героя нашего времени», которым, как правило, оказывается именно человек, формирующий новую реальность. Героями моего времени, моего поколения стали технологические предприниматели: Джобс, Гейтс… Ранее эта роль принадлежала социальным революционерам: Марксу, Че Геваре… Этот переход действительно трансформирует реальность: Джобс, в отличие от Че Гевары, изменил мир добротой, а не тысячами убитых людей. Я надеюсь, что развитие человечества пойдет по этому пути. Но здесь возникает очень важный вопрос: кто герой нашего времени в России? Я глубоко убежден, что пока ученые, преподаватели, предприниматели не станут такими героями, ничего у нас не сдвинется с места. Пока по ТВ пропагандируются бандиты и банкиры, в лучшем случае чиновники, изменений к лучшему быть не может. Нужен ментальный перелом. Замечу, что сталинская индустриализация, хотя и предельно жестокая – с коллективизацией, шарашками и т.п., – сопровождалась ростом социального статуса инженера и ученого, во что вкладывались огромные ресурсы.

Задача государственного масштаба – сформировать образ героя нашего времени. Многие ли из присутствующих знают Аркадия Воложа, основателя «Яндекса», или Давида Яна, основателя ABBYY? Их никто не продвигает, на слуху один Касперский, просто потому, что он сделал свое имя торговой маркой. Но почему Государственные премии не вручают другим лидерам российского высокотехнологичного бизнеса?

Нефтегазовые ресурсы вряд ли будут определять экономику мира в долгосрочной перспективе. Всегда есть алармистские настроения, страх исчерпания ключевого ресурса. Однако еще до его исчерпания всегда находится замена. Так, в свое время боялись исчерпания залежей угля, но затем оказалось, что он не особенно и нужен, и теперь его в наличии на сотни лет вперед. Я сам сторонник использования нефтегазового сектора как драйвера экономического развития через повышение уровня передела продукта и внедрение инноваций. Но надо не столько ужесточать ограничения на деятельность иностранцев, сколько развивать конкуренцию, чтобы снизить затраты и увеличить долю прибыли. Жесткость по отношению к зарубежным компаниям можно практиковать, когда продукт уникален, а наша нефть не уникальна. По оценкам, российские запасы составляют лишь 7% мировых, что довольно мало. На рынке неэластичный спрос, нефть предлагают многие, поэтому нельзя вести себя грубо, иначе потребители могут просто уйти к Саудовской Аравии с ее колоссальными резервами повышения добычи.

Нишевые инновации в зрелых областях действительно нужны, и на определенном этапе они могут быть драйвером экономического развития, хотя их проще осуществлять через заимствования. Однако надо не только развивать зрелые отрасли, но и внедряться в новые, даже еще не существующие.

На вопрос о роли Российской венчурной компании конкретно в Тюмени ответить не готов. Венчурные инвестиции специфичны, они ориентированы на такие сектора экономики, где возможен нелинейный рост отдачи инвестиций. Нефть является линейным ресурсом (чтобы увеличить объем бизнеса в два раза, требуется привлечь в два раза больше ресурсов), поэтому все проекты, связанные с нефтью, ориентированы на «вертикальные», а не на «горизонтальные» рынки.

Какие факторы не позволяют нам занять выгодное место в глобальной экономике и что мешает нам выстроить эффективную стратегию – это один и тот же вопрос. Отвечу известной цитатой: «разруха всегда в головах».

Какие изменения в системе образования требуются, чтобы построить экономику знаний? Во-первых, надо лишить почетного титула «университет» все учреждения, нахватавшие его за последние 20 лет. Бывают университеты, а бывают технические вузы. Университет – специализированное высшее учебное заведение по подготовке научного и педагогического персонала. Технический вуз – заведение по подготовке инженерного персонала. Это принципиально разные вещи. Пока имени университета не вернется высокий статус, ничего не изменится. Во-вторых, надо что-то делать со всеобщим высшим образованием: когда им обладают все, оно девальвируется. Сейчас даже курьера берут на работу при условии наличия диплома о высшем образовании – чтобы была хоть какая-то гарантия, что он не заблудится по пути. В конкурентности и статусности высшего образования есть глубочайший смысл: высшее образование должно иметь элитный компонент.

Одним из элементов проекта «Сколково» является как раз создание статусного образования. Как один из учредителей фонда, курирующего проект, скажу, что наконец-то возникает университет, полностью исключенный из советских традиций, полностью интегрированный в международную образовательную среду, конкурирующий на мировом рынке по мировым правилам. Он абсолютно интернационализирован и остро нам необходим. Также скажу, что проект развивается гораздо быстрее и успешнее, чем ожидалось, и я в него верю.

Вопрос о создании потребностей действительно важен, именно этим и надо заниматься.

О нанотехнологиях, «возглавляемых Чубайсом». Я сам в прекрасных отношениях с Анатолием Борисовичем, являюсь членом совета директоров «РОСНАНО» и рассчитываю, что проект принесет пользу. Единственное сомнение связано с тем, что проект слишком общий, под него можно подвести практически все, кроме «мягких технологий». Нанотехнологии – не отрасль, а платформа, на которой возможны и проекты по электронике, и проекты по, например, фармацевтике. Трудно быть специалистом одновременно и в том, и в другом. Стратегия «РОСНАНО» мне кажется правильной: осуществлять инвестиции в производственные проекты. Критерии же отбора и расположения проектов должны быть более четкими в плане позиционирования на нарисованной мною кривой.

В.В.Якушев:

Хочу сделать несколько комментариев. Сегодняшняя дискуссия вращалась в том числе вокруг нефтегазового сектора тюменской и российской экономики. Упоминались высказывания экспертов о «сырьевом проклятии», «нефтегазовой игле», о том, что «мы не думаем о будущем» и т.д. Я считаю, что Герман Греф, когда-то поднявший эту тему и заявивший, что лучше бы у России вообще не было углеводородов (тогда страна пошла бы по другому пути), был не прав. Главная проблема – не наши богатства, а то, как мы ими распоряжаемся. Сегодня иногда говорят о дилемме: либо мы добываем и продаем наши ресурсы, либо сохраняем для будущих поколений. Поскольку их запасы, как уже упомянул Игорь Рубенович, не безграничны, поскольку конечна и сама их ключевая роль, поскольку сегодня имеет место их высокая востребованность и соответствующая цена, я считаю, что углеводородные ресурсы нужно осваивать и продавать. Технологии не стоят на месте, человек стремится вперед, и рано или поздно возникнет альтернатива углеводородам. Поэтому главный вопрос не в этом, а в том, куда вкладывать полученные доходы. Хороший пример у всех перед глазами: ОАЭ грамотно перевложились и теперь получают огромные доходы не только от нефти и газа, но и от туризма.

Маневрировать, конечно, надо, но очень аккуратно: в ближайшие 50 лет Тюмень так или иначе останется нефтегазовым центром. Параллельно будет развиваться что-то другое, но основную точку нашего роста ничто не отменит, все НИИ крупных нефтяных компаний, да и нефтегазовый университет завязаны на нее. Вместе с этим, конечно же, мы должны активно заниматься, например, лесом и его глубокой переработкой. АПК Тюменской области также требуется развивать, тем более что направления успеха уже выбраны и апробированы на деле.

Выстраивая стратегию, нужно понимать, что мы продолжим развивать из имеющегося, а что должны сделать принципиально нового. Большие перспективы возникнут, когда Россия выйдет на рынок сжиженного природного газа. Сжиженный газ снимает риски, связанные с «трубой», вокруг которой сегодня так много скандалов. Строящийся сейчас на Ямале завод будет серьезным прорывом и для России, и для Тюменской области. Сегодня этот рынок еще не стал зрелым, и, если привлечь адекватные инвестиции, мы станем главным конкурентом даже для такого бесспорного лидера, как Катар.

О Федеральном университете. Вы ничего не слышали о нем потому, что его еще нет. Вокруг проекта возникла дискуссия, общественное мнение взорвалось: дескать, будет плохо, этого нельзя допускать… Еще раз заявляю: создание в Тюмени Федерального университета для меня одна из главных политических целей, которая будет реализована невзирая на мнение отдельных преподавателей, мотивированных нежеланием конкуренции. Мы должны добиться нового качества финансирования, материально-технической базы, преподавательского состава. Когда станет понятно, кто будет возглавлять Министерство образования, мы сразу возобновим работу в этом направлении.