- прошлое и будущее СПС;
- инициаторы, участники и выгодоприобретатели нового партийного проекта;
- почему проект запускается именно сейчас? –
эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов. Семинар открылся выступлением секретаря федерального политсовета СПС Б.Б.Надеждина.
NB!
Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.
Б.Надеждин:
Сразу скажу, что буду выступать не как политолог, а партийный функционер. Этим объясняется подзаголовок, который я придумал к своей небольшой лекции: "ДВР/СПС/Правое дело-2: взгляд изнутри". Есть и эпиграф; это известный анекдот, в котором врач спрашивает: "Больной перед смертью потел?" – "Да." – "Очень хорошо!".
Помимо ретроспективы, я собираюсь говорить и о перспективах "Правого дела-2". Как вы знаете, название новой прокремлевской партии будет именно таким – "Правое дело". Однажды оно уже использовалось при создании партии, однако тогда дело далеко не зашло.
Начнем с показателей так называемых демократических, (или либеральных, или западнических – как хотите) партий – "Яблока" и СПС (ранее ДВР) – на различных выборах, начиная с 1993 года. Если мы посмотрим результаты "Яблока", то каждый год они планомерно снижались. В 1993 году было 8%, в 1995 – 7%, в 1999 - 6%, в 2003 – 4%, в 2007 – 1,6%. Результаты "Выбора России"/СПС ведут себя совершенно по-иному. 1993 – 16%, 1995 – 4%, 1999 – 8,5%, 2003 – 4%, 2007 – 1%. Здесь стоит напомнить еще и о выборах в региональные парламенты в марте 2007 года, когда результаты колебались от 6% в Омске до 9-10% в некоторых других регионах и аж 16% в Перми.
Таким образом, мы видим, что "Яблоко" все это время отличала стабильность, а СПС – изменчивость и непредсказуемость. Почему у двух партий такие разные результаты, если говорят они вообще-то об одном и том же? Я оставляю за скобками какие-то программные различия – в российских условиях это партии, ориентированные на одну и ту же субкультуру, один социальный слой. Ведь за СПС и "Яблоко" хотя и голосовали разные люди, но это сплошь и рядом могли быть муж и жена, отец и сын – одна культурная среда. Кроме того, было много случаев, когда "Яблоко" не участвовало в местных выборах, и его избиратели голосовали за СПС, и наоборот – так, в хорошо знакомой мне Московской области их результаты полностью аддитивны.
Поставим такие вопросы: почему СПС выступил так хорошо в 1999 году, что собиралась делать партия после 2003 года, что произошло с ней сейчас?
В 1999 году было несколько существенных факторов:
- присутствие наших харизматиков на ТВ (Немцов, Хакамада, Кириенко). Их допустили на телевидение, и они там были постоянно;
- поддержка Кремля. Что я имею в виду? Например, когда мы волновались по поводу Дагестана (из Махачкалы пришел результат в 0%), то нам предложили не тревожиться и подождать результатов из горных аулов. А уж там все проголосовали за СПС. Все понятно, да?;
- нормальное диверсифицированное финансирование. Кстати, Чубайс никогда не был единственным финансистом партии, хотя его фигура действительно была ключевой. Но в 1999 г. финансирование реально шло из разных источников.
Результатом стало создание нашей фракции в Государственной думе. И далее почти до конца 2003 года рейтинги СПС колебались в вилке 4-10%.
Меня часто спрашивают, каков был бы результат СПС в 1999 г. без приведенных выше факторов. Могу уверенно сказать, что у нас никогда не было реального рейтинга выше 10%, но и до уровня 1-2% он не опускался.
Но в декабре 2003 года СПС политически погиб. Тогда мы получили 3,9% и потеряли фракцию в Госдуме. После этого наш федеральный рейтинг не поднимался выше 1-2%.
Как же нам удалось продержаться эти четыре года? Во-первых, мне в свое время удалось убедить Суркова в необходимости проведения выборов в региональные заксобрания по партийным спискам. Это сделало возможным существование партии через участие в региональных выборах. У местных элит возникла мотивация "влезать" в партию, которая проводила их в депутаты. В 2004-2005 годах у СПС был 101 депутат в 43 региональных парламентах.
Во-вторых, сохранилось некоторое финансирование. До 2006 года этим вопросом занимался Анатолий Борисович, а последний год партия существовала на деньги Никиты Белых. Есть еще отдельная детективная история, куда делись деньги, собранные нами на федеральную кампанию 2007 г. Вкратце скажу, что их у нас… изъяли.
В-третьих, существование СПС обеспечивали наши проекты, которые вызывали общественный интерес: референдумы, обращение в Конституционный Суд по выборам губернаторов… Мы постоянно судились в различных регионах страны. Результаты в основном были печальными. Но именно из-за решения семи судей Конституционного суда выступить против отмены выборов губернаторов этот орган все же убрали в Питер…
В-четвертых, СПС ушел в левый популизм. Лучшие результаты мы показывали в бедных регионах.
Результат такого нашего поведения – большая злость, которую мы вызвали у Кремля и губернаторов. Если в марте 2007 года нас еще не успели прижать, то уже через месяц последовали выборы в Красноярске. И хотя этим краем руководит наш хороший знакомый Хлопонин, это не помешало арестам наших активистов и созданию трудностей в работе избирательных штабов.
Мы все это прекрасно понимали, но у нас была иллюзия, что есть шанс проскочить на этой стратегии и на выборах в Госдуму 2007 года. Однако выбранная нами стратегия провалилась. Сначала были принципиальные договоренности с Кремлем, что нас не будут, так сказать, мучить и пустят на выборы. Нам разрешили собрать деньги, под которые была построена агитационная сеть – в 105 тысяч агитаторов! Но потом в Кремле внезапно изменилась концепция. Путин решил не идти на третий срок, а возглавить "Единую Россию". Тогда эту партию решили максимально раздуть, а всех путавшихся под ногами зачистить. В том числе и нас.
В этих условиях руководство партии приняло решение "отвязаться". Мы с Немцовым клеймили власть и Путина, проводя оппозиционную кампанию. Впервые за долгое время я говорил то, что хочу. Мы, конечно, получили любовь либеральной интеллигенции, но результатом стал итоговый 1%.
Насколько этот результат реален? Могу сказать, что на деле мы получили больше 1%…но точно меньше 2%. Ведь результаты массированного вброса приводят к тому, что рейтинг "Единой России" увеличивается где-то на 10%, а потери КПРФ и ЛДПР пропорциональны их результатам. КПРФ вместо 20% получила 15%, а мы вместо 2% получили 1%.
Почему так получилось? Я согласен со всем, что было написано о нас в последнее время: и с Константином Ремчуковым (его недавняя статья в "Независимой газете"), и с другими авторами. Но есть два обстоятельства, которые я считаю важными. Во-первых, "Яблоко" и СПС все эти годы демонстрировали принципиально разные стратегии выживания. "Яблоко" строилось под жесткие ценности, а СПС каждую кампанию занимал разную позицию, менял лидеров и риторику. Результат, однако, у двух партий оказался одинаковый. Так что дело, наверное, не только в стратегиях.
И второй важный момент. В начале 1990-х годов все наши соратники считали, что как только люди встанут на ноги и увидят перспективы материального благополучия, они захотят свободы. Но "наевшийся горожанин" захотел не свободы, а державы. Люди легко повелись на пропаганду об агентах западных спецслужб, которые якобы пришли к власти в 1990-е годы, и т.п. Для нас это стало большой неожиданностью. Мы не так себе представляли российский народ.
У нас было много ошибок. Мы много раз пытались объединиться с "Яблоком". Много раз менялись переговорщики, но в итоге получился лишь общий список на выборах в Мосгордуму, да и тот только потому, что мы махнули на все рукой и предоставили "Яблоку" карт-бланш. Но даже сейчас, в совершенно изменившейся ситуации, Митрохин продолжает говорить, что, дескать, надо еще разобраться с 1990-ми, и только потом говорить об объединении…
Почему же теперь мы участвуем в кремлевском проекте? И зачем все это нужно Кремлю?
Первой причиной является наша катастрофа 2007 года. Вы должны понимать, что стоимость существования партии "в мирное время" составляет 2-2,5 миллиона долларов в год. Их нет. У нас фактически произошло техническое банкротство.
Во-вторых, участвовать в новом проекте захотело большинство актива СПС. Мы проводили опрос в партии и спрашивали, следует ли участвовать в Маршах несогласных, стоит ли соглашаться на работу в органах исполнительной власти, и т.д. Две трети активистов выступили против участия в радикальных формах протеста, больше 95% выступили за работу в органах власти и участие в выборах. Интересно, что члены нашей партии считают режим, установленный в их районах, несвободным, но выступают за сотрудничество с властью. А ведь многие из этих людей были еще в ДВР! И все же теперь они хотят сидеть в парламенте и писать законы. И я тоже хочу. Я устал стоять на баррикадах.
Отмечу и тупик альтернативных стратегий. Весь 2008 год мы о чем-то пытались договориться. Последний раз накануне отставки Белых была тусовка с либеральными светочами. Тогда мы с Белых дали понять, что либо что-то делаем, либо закрываем лавочку. Ничего в результате не получилось.
Добавлю и то, что условия, предложенные нам, оказались приемлемыми. В уставе этой организации, которым именно я и занимаюсь, отражены сугубо либеральные ценности – вот В.Н.Лысенко, который его сейчас листает, не даст соврать. Нарисованная конструкция объединения с СПС с еще двумя юридическими лицами является сложной, но тоже приемлемой – тем более что некоторых физических лиц в ней не будет, это было оговорено сразу.
Кстати, заранее скажу, что нам в Кремле никто ничего не гарантирует. Говорят только три вещи: что не будут нас мочить, что нас не будут снимать с выборов и что нам не будут запрещать собирать деньги. Все остальное зависит от нас.
Зачем все это нужно Кремлю? Приведу цитату из еврейского анекдота, которая характеризует настроение Суркова: "Ну, во-первых, это красиво". То есть в центре есть "Единая Россия", слева хороший Миронов, а справа творится неизвестно что. А ведь важно иметь что-то похожее на публичный, но "приличный" конфликт.
Еще одна причина – провал проектов Барщевского и Богданова. Видимо, на этом фланге партийного спектра существуют законы, которые не позволяют слепить совсем уж искусственную мульку.
Еще одна возможная причина – достижение рейтингом "Единой России" абсолютного потолка и тенденция к его падению. Больше 109%, как это произошло в Удмуртии, набрать нельзя. А в стране кризис, и кто-то должен будет за него ответить. Следовательно, ЕР во главе с бюрократами будет терять политические очки. Первые в очереди на то, чтобы их подобрать – коммунисты. Но какая-то часть голосовавших за ЕР не пойдет голосовать за КПРФ никогда, и их надо будет куда-то девать. Значит, им должно быть за кого голосовать.
В.Лысенко:
Осталось непонятным, как Вы оцениваете конкретные перспективы нового проекта.
Б.Надеждин:
Ну, как говорится, в долгосрочной перспективе мы все умрем. Если говорить более оптимистично, то я не жду широкой оппозиционной активности ни на улице, ни в умах. Многое будет зависеть от ответа на вопрос, кто будет следующим президентом. Могу сказать, что если кто-то хочет видеть за строительством новой партии хитрую игру Медведева, то это не так, по крайней мере, насколько мне известно.
Что касается перспектив новой конторы, которую мы делаем, то при нынешней конструкции выборов их нет. Партию можно тянуть за уши, но появление реального рейтинга связано с говорящими головами. Нынешнее решение этого вопроса – Гозман, Титов и Бовт – говорит о том, что перспектив нет, но оно, возможно, временное.
Однако если проект организационно состоится, а во главе его встанут узнаваемые фигуры, то он может сработать. И результат может быть таким, как у СПС в 1999 году.
Ю.Благовещенский:
Как менялось возрастное распределение членов партии? Увеличилось ли число молодежи?
Б.Надеждин:
Во-первых, наши избиратели и наши активисты – это разные страты. В Москве большинство актива – прежний актив ДВР. Вторая группа – карьерные люди в возрасте 25-30 лет, появившиеся в эпоху Кириенко. Совсем молодых активистов у нас практически нет.
А.Медушевский:
Вы говорите о Кремле абстрактно, как о некоем целом. Но, видимо, там действуют разные группировки, не так ли? С какой группой Вы взаимодействуете сейчас и будете взаимодействовать в дальнейшем? Как это происходит технически?
Б.Надеждин:
Во-первых, не надо рассматривать Кремль в черно-белых тонах. Путин, Медведев, Сурков, Собянин – все они абсолютно европейские люди. Различие позиций в Кремле связано не с идеологией, а с личными отношениями и деньгами. Одни пасутся на нефти, другие еще на чем-то… Нашими проблемами занимается один человек – Сурков. Технически общение происходит на уровне Суркова, Говоруна…
Г.Павловский:
Несколько раз во время презентации как синонимы употреблялись термины "правые" и "западники". Сохраняется ли это отождествление в новом проекте?
Б.Надеждин:
Надо сказать, что я именно себе приписываю фиксацию терминов "левые" ("за социализм"), и "правые" ("за либерализм"). До 1999 года под "правыми" подразумевали коммунистов. Мы с Леонидом Гозманом взяли тогда этот термин просто потому, что слово хорошее – наше дело правое и т.д. К европейскому словоупотреблению это, конечно, не имеет абсолютно никакого отношения.
В том западном мире, из которого мы черпаем политические термины, партии сменяют друг друга, а бюрократическая машина им подчиняется. В России другая система, у нас государственная машина сама является генератором партий, и поэтому их можно называть как угодно.
На сегодняшний день правые в России – это те, кто выступает за уменьшение госбюджета и, соответственно, увеличение роли бизнеса. Но нам не хочется, чтобы нас обвиняли в прозападных настроениях.
А.Музыкантский:
В 1999 году СПС набрал 8%. А пришлось ли расплачиваться за это в период между 1999 и 2003 годами?
Б.Надеждин:
Да, конечно, пришлось. Степень автономности у нашей фракции была фантастически высока, однако когда дело касалось ключевых проблем, то мне могли позвонить Чубайс или Кириенко и попросить проголосовать за какой-то закон. Однако это происходило в редких случаях и не касалось фундаментальных для либеральной партии вопросов.
И.Дискин:
Несколько комментариев по выступлению.
Конечно же, "Яблоко" и СПС – совершенно разные партии. "Яблоко" – партия российской интеллигенции, считающей, что "несть бо власти аще не от диавола". По мере адаптации этого слоя и рассасывания самого понятия российской интеллигенции партия потихоньку уходит в небытие.
СПС же – странный "тянитолкай" либералов, авторитаристов и людей, рассчитывавших на демократический путь развития. У них существовало твердое понимание того, как должна развиваться Россия. Руководство партии волновали не интересы граждан, а верность своим идеологическим принципам. Однако, к удивлению лидеров партии, люди вели себя противоположным образом.
Сытый горожанин не захотел свободы? Но ведь из социально-политической теории давно известно, что чаще всего именно получивший политические свободы средний класс является генератором авторитарных настроений. Если люди этого не знают, непонятно, как они вообще дерзают руководить какими бы то ни было политическими проектами.
Чего хотел российский средний класс в 1999-2003 годах? Этому слою был нужен заступник перед властью, медиатор, способный откликаться на просьбы бизнеса. Пока партия демонстрировала, что она способна выполнять эту роль, все было хорошо.
Почему не сбылась надежда, что бизнес будет занимать независимую позицию? Об этом писал еще Ленин в работе "Две тактики социал-демократии". Там подробно объясняется, почему российская буржуазия не ответила на призыв социал-демократии стать союзником в борьбе за демократические свободы. Если мы посмотрим, как устроен российский бизнес, то увидим, что он является в основном государственным. Вы просто призывали людей из одной компании биться друг против друга.
Откуда могла возникнуть позиция радикальной оппозиции? Из крайней идеологической ангажированности руководства. В ситуации, когда существует барьер между его авторитарной позицией и реальными ожиданиями электората, ваши цели не способны были реализовать никакие харизматические лидеры.
Сейчас в стране сложился запрос на медиатора между региональным малым бизнесом и властью. На медиатора, который готов умеренно критиковать местные власти и защищать бизнес, достукиваясь до верхов и добиваясь результата. Это уже что-то. Но если мы хотим реального либерального продвижения, должна быть партия, способная играть "в долгую". Напомню, что сам либеральный проект возник в мире потому, что были проблематизированы вопросы человеческого достоинства. Для России это более чем актуально и сегодня. Если в условиях неустойчивости и униженности новой партии удастся оседлать эту волну, то за таким проектом могло бы пойти до 15% электората.
Г.Павловский:
Кризис – очень удобное время для того, чтобы утопить свое частное политическое поражение в общем. Мне понравилось сегодняшнее выступление, однако в нем было слишком много допущений, которые не называются и не анализируются. Догматическое отождествление "западного", "либерального" и "правого" объясняется тем, что такая у нас особая страна. Что же это за особость и как с ней дальше работать?
Действительно, так получилось, что обе партии (СПС и "Яблоко") были оттеснены в одно место, причем это происходило при их активном участии и на фоне безумных попыток объединения. Но это разные партии! Все правые проекты всегда были реальными коммуникативными площадками межгруппового общения. "Яблоко" таким проектом никогда не было. Я это хорошо знаю, потому что мой друг Вячеслав Игрунов там долгое время злодействовал, объединяя широкие круги российской интеллигенции. Но они объединялись таким образом, что это было никому неинтересно.
А вот все правые проекты были дружественны разным группам – как бюрократическим, так и оппозиционным. Я, например, в свое время был в жесткой оппозиции к Ельцину, что не мешало мне взаимодействовать даже и с Леонидом Гозманом.
По поводу харизматиков. Кириенко вообще сложно назвать харизматиком. Кроме того, в первой половине 1990-х никто этих харизматиков и слушать не хотел, хотя никаких проблем с телевидением не было. Этот фактор не работает.
Проект "Единая Россия" на самом деле сформировался внутри именно этих правых кругов. Там очень долго обсуждали, как должна выглядеть правая партия российской бюрократии, в которой состояли бы все чиновники. В конце концов ровно этот проект реализовался, оказавшись губительным для политического будущего самих правых.
Мы можем обсуждать упущенные шансы, но важно пересмотреть скрытые уравнения, которые душат проектное мышление правых. Мне непонятно, на что рассчитывают правые, которые не борются за бюрократию.
Н.Андреенкова:
Мне было немножко горько слушать это выступление. Оно показало, что наши партии действительно далеки от народа и даже не понимают, какую социальную базу они имеют.
Основная ошибка заключается в том, что новая партия опять создается по тем же бюрократическим канонам. Вновь ищут "говорящих голов", которые на самом деле давали то ли плюсы, то ли минусы.
Получается, что всемогущий Сурков сидит и создает любые партии, какие хочет. Это кукольный театр, в котором нет элементарного понимания людей, живущих в этом обществе. Почему не посмотреть, какая часть общества поддерживает правую идею, чего она хочет? И тогда перспективы проекта будут гораздо выше.
В.Лысенко:
Мне обидно, что демократический тренд в России так и не получился. Кремль намеревается оставить несколько партий, которые все будут под его контролем. Вы собираетесь в этом участвовать. Такой путь постепенного улучшения ситуации, конечно, тоже возможен, но этим можно заниматься десятилетиями.
Моя точка зрения состоит в том, что если бы удалось добиться освобождения Михаила Ходорковского, то возникла бы реальная сила, которая начала бы решать все проблемы в демократическом ключе. По крайней мере, появилось бы ядро такой силы. Если же этого не произойдет, то мы останемся в этом самом состоянии, когда судьбу политических партий Сурков будет решать.
А.Музыкантский:
Когда мы говорим о либеральных ценностях, мы никуда не продвинемся без хорошего, ответственного анализа произошедшего в 1990-е годы. Пока мы честно не разберемся, что это были за реформы и почему они не получились, можно строить тактические планы, но никак не фундаментальные.
Мы не хотим называть причины, почему на пепелище каждого очередного российского государства рождается авторитарный монстр. Мы бежим от этих причин.
Хорошая у Вас идея заниматься законотворчеством в парламенте. Но, по-моему, у Вас это не получится. Не потому, что Сурков разозлится и не пустит, а потому, что, как мне кажется, Вам еще придется постоять на баррикадах. Людям разумным и раньше этого не хотелось, но тем не менее пришлось.
Н.Беляева:
Несколько слов о нынешней Госдуме. Два дня назад я была на совещании экспертного совета, где обсуждалась проблема гражданской экспертизы. Андрей Макаров и Сергей Марков предложили прекрасное усовершенствование: дать Общественной палате больше денег и передать ей полномочия парламентского запроса. И вот все обсуждение продолжался спор, передавать эти полномочия или нет. Там был оппозиционный депутат от КПРФ, который спокойно объяснил, почему будет выступать против этого закона. Все остальные посмеялись, а депутат Макаров постоянно кивал на представителя президентской администрации. Мол, администрация всенародно избранного президента ведь согласовала этот проект. Тот кивнул, а Макаров начал рассказывать, что этот кивок для него как награда, как орден на грудь. Раз кивнула администрация президента, значит, мы с ними. Шоу, театр!
Наблюдая за всем этим, могу сказать, что в Госдуме, куда Вы так стремитесь, Вас ждет извращение всех Ваших осмысленных идей. Либеральные идеи там низводятся до издевательского уровня.
С.Каспэ:
У меня вопрос перед финальным выступлением Бориса Надеждина. А почему такая спешка с созданием новой партии? Подобные вещи не бывают случайными; это "ж-ж-ж" неспроста.
Б.Надеждин:
Дело всего лишь в формальных сроках. У СПС просто закончились деньги, а 1 марта следующего года – региональные выборы, которые Сурков считает для нас тестовыми. А необходимо еще провести конференцию и съезд.
Насчет реплики, что надо идти на баррикады. 15 лет назад я ходил туда радостно. Но поймите меня правильно. Я заложил недвижимость, чтобы платить зарплату своим партийным активистам, у меня долг перед банком. Да я, в конце концов, умру от инфаркта, если попытаюсь залезть на баррикаду. Я навоевался и уступаю дорогу молодым.
Я согласен, что в Думе сейчас полная клоунада. Но когда у нас было в Думе 35 человек, у Суркова было не 300 голосов, а 200. И они были вынуждены принимать многие законы, за которые мы выступали.
Да, сейчас фракция мало что будет решать. Но то же самое было в 1989 году, когда Межрегиональная депутатская группа получила около 30 мест. Но потом, когда в обществе начинается реальное бурление, наличие организационного ядра меняет политическую систему. И лучше я буду сидеть в парламенте, когда начнется это бурление.
Валерия Ильинична Новодворская написала мне письмо, какая я тварь. Я ей написал в ответ: "Если Вы считаете, что приличные люди не должны стремиться в парламент, то у Вас и будет парламент без единого приличного человека".
Для либералов сейчас главное – не допустить грызни между теми, кто поступил так, как мы, и теми, кто пошел другим путем. Мы не знаем, как развернутся события. Но уверен: то, что я делаю, вреда стране не причинит.