Политический режим России после 2008 г.:векторы управляемой трансформации (25 марта 2010)

ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ РОССИИ ПОСЛЕ 2008 Г.: ВЕКТОРЫ УПРАВЛЯЕМОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ

- инерционность восприятия как дефект российской политической экспертизы;

- источники политической динамики;

- место и роль социально активного меньшинства;

- формат партийной системы;судьба тандема -

эти и смежные вопросы стали предметом обсуждения экспертов. С основным докладом выступил А.Ю.Зудин (Центр политической конъюнктуры России, заместитель директора). Настоятельно рекомендуем также ознакомиться с интервью, которое было дано коллегой Зудиным журналу «Эксперт» в 2005 г. – и сравнить высказанные тогда прогностические оценки с сегодняшней политической реальностью.

NB!

Публикуемый отчет представляет собой сжатое изложение основных выступлений, прозвучавших в ходе семинара. Опущены повторы, длинноты, уклонения от темы, чрезмерно экспрессивная лексика. Отчет не является аутентичной стенограммой, но большинство прозвучавших тезисов, гипотез и оценок нашло в нем отражение.

А.Зудин: 

Для начала хочу предложить вниманию участников три основных тезиса своего доклада:

1. - политический режим в России уже поменялся;
2. - изменения начались еще до ротации власти в 2008 г.;
3. - продолжение перемен может привести к неожиданным результатам; то есть таким, которые в настоящее время не обсуждаются публично ни участниками, ни наблюдателями.

Западные научные оценки состояния российского политического режима стабилизируются. Все чаще звучат утверждения, квалифицирующие его как «режим, основанный на политическом доминировании», а «Единую Россию» – как «доминирующую партию». Эти оценки начинают воспроизводиться и в отечественной академической литературе. Для того, чтобы идти дальше, необходимо напомнить два определения. «Доминирующий актор» – это такой, по отношению к которому ни один из других акторов в рамках данного политического режима не способен устойчиво (то есть долго) препятствовать достижению всех или большинства его целей. В то же время сам доминирующий актор способен устойчиво препятствовать достижению всех или большинства целей каждого из иных акторов.

Режим доминирования реализуется через политическую партию, которая может функционировать в разных форматах. Применительно к современной России говорят о доминирующей партии «гегемонистского» типа. Согласно Джованни Сартори, который считается одним из классиков современной политической науки, главная особенность «гегемонистской» партии состоит в том, что она поддерживает свое постоянное пребывание у власти при помощи принуждения, запугиваний, фальсификации и лжи. В соответствии с нормативной теорией демократии «гегемонистская» партия – стержень авторитарного режима.

Соотнесение западных оценок и нынешнего состояния политического режима в России создает парадоксальную ситуацию. Дело даже не в том, что эти оценки никогда адекватно не описывали российский политический режим (квалификация режимов, существовавших в 2000-2007 гг., – тема для отдельного разговора). Ирония в том, что они начинают становиться консенсусными именно тогда, когда в России разворачивается очередной раунд политической трансформации. Кажется, история повторяется: нечто похожее наблюдалось в самом начале 2000-х гг., когда наблюдатели и эксперты долго квалифицировали политический режим Владимира Путина как простое продолжение старого, ельцинского режима. Инерционность западных оценок объяснима: они исходят от внешних наблюдателей. Удивительно, что еще большей инерционностью страдают оценки многих российских политических экспертов.

Оценки текущего состояния политического режима в России необходимо уточнить. Во-первых, подготовка и осуществление ротации, а также утверждение после 2008 г. политического режима, опирающегося на два тесно связанных центра власти, породили определенные эффекты, явные и неявные, которые необходимо зафиксировать и проанализировать. Во-вторых, в 2008-2009 гг. был принят целый пакет решений по развитию политической системы, реализация которых порождает и будет порождать дальше новые эффекты, которые также нуждаются в определении и анализе.

В докладе будет предпринята попытка осмыслить институциональные и политические перемены, которые разворачиваются буквально на наших глазах. Речь пойдет о плановом политическом строительстве, о политическом строительстве «сверху», об основных тенденциях, эффектах, узких местах и возможных развилках. Автор не ставит своей целью предложить целостный вариант концептуализации основных перемен. Так, мы не будем анализировать обновление и модернизацию губернаторского корпуса (это уже делалось на предыдущем семинаре «Полития»). Мы не будем обсуждать вопросы, связанные с кадровым обновлением в силовых корпорациях (МВД, МО), а также о меняющемся месте «силовиков» в российской политике – это тоже тема для самостоятельного разговора. Внимание будет сосредоточено на пяти крупных проблемах развития политической системы: 1) источники политической динамики; 2) новый сценарий политического развития; 3) место социально активного меньшинства; 4) новый формат партийной системы; 5) судьба тандема.

Источники динамики политического режима

Ограничимся анализом непосредственных источников политических перемен. Во-первых, это проблемы, возникающие на предыдущем этапе развития, как неизбежное или непредвиденное следствие принимавшихся тогда решений. Появление этих проблем не следует считать результатом просчетов, скорее это естественная цена, которую пришлось заплатить за решение задач, определявшихся в качестве приоритетных. Во-вторых, это эффекты управлемой ротации власти в 2008 г., непосредственные и долгосрочные.

Предыдущий этап прошел под знаком консолидации политической системы. Превращение российского президента из просто самого сильного политического игрока в доминирующую силу и последующая трансформация политического режима имели явные и неявные последствия. Одним из эффектов консолидации политической системы вокруг фигуры конкретного президента стал персонализм, который, на первый взгляд, вел в политический тупик: сначала третий срок, потом четвертый и т.д. В результате двух плебисцитарных избирательных кампаний 2003-2004 и 2007-2008 гг. социально активное меньшинство лишилось политического представительства в парламенте (СПС и «Яблоко» перешли в разряд внедумских политических партий). Произошло отчуждение части этого меньшинства от политического режима.

Другим результатом плебисцитарных избирательных кампаний стала опасность политического ослабления института выборов (возвращение в советский ритуал). В свою очередь, в связи с созданием доминантной партии с «гегемонистскими» чертами возникли: 1) «проблема принципал-агент», грозившая поставить президентскую власть в зависимость от собственного детища; 2) опасность восстановления на новой основе силы «переходных» элит (эта опасность отчасти была снята при учреждении моноцентрического режима); 3) реальная перспектива маргинализации малых думских партий. Наконец, консолидация политического режима была осуществлена на консервативной – во всех смыслах – основе. Политическая стабильность с опорой на «переходные» элиты, сконцентрированные в доминирующей партии, создавала угрозу политического и экономического иммобилизма.

Для выхода из сложившейся ситуации в период 2006-2008 гг. «сверху» была инициирована трансформация консолидированного политического режима, которую «по-шагово» можно реконструировать следующим образом: отказ от партийной монополии и воссоздание в ограниченной форме конкурентной ситуации (создание в 2006 г. «Справедливой России»); управляемая фрагментация моноцентрического режима в связи с началом подготовки к ротации власти (частично эти проблемы обсуждались на семинаре «Полития» в декабре 2007 г.); максимальное усиление уходящего президента в процессе подготовки к ротации; проведение ротации власти по управляемой модели – через «преемника»; избрание нового президента на основе ресурсов уходящего президента; сохранение присутствия экс-президента во власти в новом качестве; последующее совместное правление нового президента с политически сильным премьером, закрепленное при помощи новой конструкции – «тандема».

На этом этапе трансформация породила следующие эффекты: принципиальное подтверждение ценности партийного плюрализма и политической конкуренции; подтверждение действенности нормы, предусматривающей ротацию власти (и не только для президента), деперсонализация режима (конкретная персона ушла с поста президента, а президентская власть сохранилась). Начиная с 2008 г. совместное правление президента с политически сильным премьером (тандем) способствовало деконцентрации власти в верхах, которая, в свою очередь, повлекла за собой разведение президентской власти и доминирующей политической силы, лишение доминирующей партии прямого выхода на президентскую власть и, как следствие, «нормализацию» президентской власти.

Отныне президент в личном качестве перестает быть «политическим самодержцем»: он опирается на свои конституционные полномочия и поддержку наиболее мощной политической силы (премьер плюс доминирующая партия, контролирующая Госдуму и ЗакСы). Элиты и общество начинают приучаться к существованию в верхах двух центров силы: новая политическая архитектура препятствует их столкновению, помогает им сотрудничать, вместе реализовывать совместно разработанную политическую программу. Но в первые два года правления нового президента деконцентрация ограничена высшим эшелоном власти.

Где-то с конца 2009 г. сфера деконцентрации начинает расширяться. Таков совокупный эффект пакета предложений Дмитрия Медведева по институциональным гарантиям многопартийности при режиме доминирования. Начинает расширяться и президентская политическая ниша. Помимо институтов президентской власти, премьера и доминирующей партии, она теперь включает и «малые» думские партии, в отношении которых президент становится гарантом их присутствия в партийной системе. Президент приобретает функцию политического арбитража: в ситуации острого конфликта с доминантной партией малые партии имеют возможность обращаться за поддержкой к президенту (что и было сделано в ходе октябрьского парламентского кризиса 2009 г.). В результате двух раундов перемен (первый прошел в 2008-2009 гг., второй началася в конце 2009 г. и продолжается в настоящее время) произошла очередная трансформация политического режима. Изменился сценарий политического развития.

В связи с этим имеет смысл напомнить об основных сценариях завершения политической трансформации, то есть возникновения устойчивого равновесия. Воспользуемся схемой, которую предлагает Владимир Гельман. Это: 1) «война всех против всех»; 2) «победитель получает все»; 3) «сообщество элит»; 4) «борьба по правилам». В основу сценариев положены два простейших критерия: наличие или отсутствие доминантного игрока, а также тип стратегий, которые используются игроками. Напоминаю, что все сценарии представляют собою идеальные типы и в чистом виде в политической жизни не встречаются.

«Война всех против всех»: акторы используют силовые стратегии; нет и не появляется доминирующего актора, то есть такого, которого отличает явное ресурсное преобладание; никто не может никого победить; отношения характеризуются метафорой «война всех против всех»; если в такой конфликт вовлекаются массы, в качестве акторов или ресурсов, результатом может стать гражданская война.

«Победитель получает все»: акторы используют силовые стратегии; в результате конфликта какой-то один актор добивается превосходства над всеми другими и появляется доминантный игрок; доминирующий актор максимизирует свой контроль над ресурсами по принципу «победитель получает все».

«Сообщество элит»: акторы используют преимущественно компромиссные стратегии; появляется доминирующий актор; это позволяет достичь явного или неявного соглашения участников о принятии формальных или неформальных институтов нового режима на условиях, предложенных доминирующим актором. Такое соглашение закрепляет сохранение status quo в отношении контроля акторов над ресурсами.

«Борьба по правилам»: акторы используют компромиссные стратегии; доминирующего актора не появляется, никому никого не удается полностью победить; это подталкивает акторов к взаимному принятию таких формальных или неформальных институтов, которые являются наименее неприемлемыми для них с точки зрения угрозы утраты контроля над ресурсами. В этом случае формальные институты нового режима учреждаются акторами в качестве основного инструмента борьбы за максимизацию контроля над ресурсами.

В сценарии «победитель получает все» легко угадывается режим с «гегемонистской партией». С существенными оговорками его можно соотнести с тем состоянием, в котором первые два года находился политический режим, возникший в России после 2003-2004 гг. Но уже с 2006 г. этот режим начинает преобразовываться во что-то иное, а после ротации 2008 г. происходит выход из сценария «победитель получает все».

Главное содержание перемен, которые начались после ротации (а частично – и раньше), состоит в переходе от консолидации к управляемой дифференциации политического режима. В терминах основных сценариев транзитологии можно сказать, что началась переориентация на сценарий «сообщество элит». Управлямая сверху дифференциация меняет строение политического режима и свойства основных игроков. Например, появляется президент, не являющийся доминирующим игроком, а малые партии, которые оппонируют доминантной, тем не менее начинают восприниматься как часть системы.

Реализация нового политического сценария, скорее всего, будет длительной и займет гораздо больше времени, чем предшествовавшая ей стадия консолидации (2000-2006). В ближайшей перспективе осуществление нового сценария будет зависеть от того, как будут решены три основные проблемы. Это: 1) место социально активного меньшинства; 2) новая модель партийной системы; 3) судьба тандема.

Интрига № 1: политическая реинтеграция социально активного меньшинства

Напомним, что в ходе консолидации политической системы отношения между социально активным меньшинством и российским политическим режимом осложнились. Часть этого меньшинства оказалась политически отчуждена от режима. Что дает основание для утверждения, что взят курс на его реинтеграцию?

Во-первых, сама фигура нового президента: в «габитусном» отношении Медведев совместим с социально активным меньшинством. Во-вторых, новая идеология – «модернизация». В-третьих, целый комплекс мер, отчасти уже реализованных, отчасти продекларированных, которые направлены на расширение возможностей для частного бизнеса, а также профессиональных и карьерных перспектив новых субэлитных групп. Отсюда расширение предпринимательских возможностей вузов, ослабление «жесткости» административной системы, реформа судов, милиции и т.д. Политический канал реинтеграции тоже есть: ведение института символического представительства («депутат – фракция», главная функция – «трибун») плюс проект новой правой партии (впрочем, не вполне удачный). Но ставка делается преимущественно на «технократические» формы реинтеграции.

Проблема в том, что социально активное меньшинство патронируется полулояльными режиму элитами, которые стремятся его возглавить. И если само это меньшинство и политический режим вполне взаимно совместимы и нуждаются друг в друге, то традиционные претенденты на политическое руководство активным меньшинством в лице либеральных лидеров и партий 1990-х гг. в консолидированный политический режим не вписываются (у них другие представления о «норме»). Главная интрига на этом направлении: удастся ли провести реинтеграцию преимущественно в технократическом ключе? Ситуацию осложняют попытки несистемной оппозиции использовать начавшуюся дифференциацию режима и прорваться в легальный политический процесс.

Интрига № 2: смена модели партийной системы

Происходит смена модели партийной системы: от полуторапартийной системы с доминирующей (гегемонистской) партией – к партийному картелю с «предоминантной» партией (по терминологии Сартори). Напоминаю, что движение в этом направлении началось в 2006 г. в связи с демонополизацией кремлевской партийной ниши и появлением «Справедливой России». Реформы 2008-2009 гг. закрепляют институционально отказ от политической монополии, ранее возникшей, кстати сказать, в качестве побочного продукта («Справедливая Россия» заместила партию «Родина», неудачный кремлевский проект 2003 – 2004 гг.).

Чем «предоминантная» доминирующая партия отличается от «гегемонистской»? Если коротко – сокращением масштабов использования административных инструментов, а не самим фактом их использования, как ранее доказывал Сартори. Эмпирические свидетельства и более поздние исследования говорят об отсутствии «берлинской стены» между «гегемонистскими» и «предоминантными» партиями. Партия-инкумбент всегда склонна злоупотреблять свои положением, важно эти злоупотребления «держать в рамках». «Предоминантные» партии (ХДП в Италии и ЛДПЯ в Японии) использовали и административные инструменты, а «гегемонистские» партии (ИРП в Мексике) – политические.

Полуторапартийная система превращала малые думские партии в исчезающую величину. В системе с «предоминантной» партией малые партии закрепляются в качестве «нишевых». Термин «нишевые партии» употреблялся для обозначения партий с жестко фиксированным электоратом, неспособных в течение длительного времени к его расширению. Это особые партии, с иной мотивацией партийных элит и избирателей: они понимают, что находятся в долговременном меньшинстве, не претендуют на политическую власть во всей полноте и ориентируются главным образом на представительские функции. Исследования на европейском материале показывают, что избиратели нишевых партий даже «наказывают» свои партии за попытку выйти из фиксированной политической ниши.

«Нишевые партии» существуют в партийных системах и политических режимах разного типа, в том числе – и в системах политического доминирования. Например, в Японии в период гегемонии ЛДПЯ политологи наделяли «нишевым» статусом партии Комэйто и КПЯ. Можно добавить, что и Соцпартия – после того, как поняла невозможность завоевания власти – также приобрела «нишевые» свойства. «Предоминантные» партии, окруженные малыми парламентскими партиями, образуют устойчивые сообщества, в которых конкуренция на выборах сменяется ситуативным сотрудничеством в межвыборный период. Иногда эти сообщества называют «партийными картелями». Несмотря на то, что одно из определений «картеля» – это «коллективное доминирование», «партийные картели», как и «нишевые партии», могут возникать в партийных системах и политических режимах различных типов. (Известно, что Питер Мэйр и Ричард Катц описывают как «картельные» многие партийные системы в современной Европе.)

Проблема в том, что партийное сообщество вокруг предоминантной партии может быть сформировано лишь на основе встречного движения: сами партии – и доминирующая, и малые – должны научиться вести себя как члены сообщества. Политические партии, сформировавшиеся в 1990-е годы и прошедшие через режим партийного доминирования с «гегемонистскими» чертами, плохо складываются в «партийный картель». После политических реформ, начатых Медведевым, все думские партии оказались совместимы с новым президентом, но они по-прежнему малосовместимы друг с другом, и, самое главное, – с «Единой Россией»: думская оппозиция помнит гегемонистский стиль «Единой России», а та, в свою очередь, – безответственность думской оппозиции (или то, что она называет безответственностью). Общая память пока разъединяет кандидатов в сообщество «системных» партий. При выходе из полуторапартийного состояния российская партийная система оказалась в состоянии кризиса («бунт» малых думских партий в октябре 2009 г. после региональных выборов).

«Единая Россия» испытывает серьезные трудности при переходе в «предоминантное» состояние. «Малые» думские партии также сталкиваются с трудностями на пути к «нишевому» статусу. В той или иной форме это проявляется у всех малых партий, в наименьшей степени – в КПРФ и ЛДПР, сильнее – в «Справедливой России». Особую остроту этот процесс приобрел на правом фланге. В «Правом деле» шла борьба между двумя вариантами – «нишевым», ориентированным на предпринимателей, и «идеологическим», с ориентацией на всю полноту власти.

Возникает вопрос: так ли уж необходимо возникновение «партийного картеля»? Мы уже успели привыкнуть к утверждению, что главное в отношениях партий – это конкуренция, а в утверждении демократического режима главное – это легализация конкуренции. Это правильно, только неполно: легализация конкуренции предполагает ее ограничение, и не только формально-правовое, но и неформальное. Об этом подробно рассказывает в своих работах Джон Хигли, описывая различные разновидности «соглашений в элитах», регламентирующие политическое соперничество (taming of electoral competition, restrained competition). Одна из разновидностей таких соглашений – устойчивые «электоральные коалиции победителей», эмпирические эквиваленты которых Сартори и описывал при помощи термина «предоминантные» политические партии.

И легализация политической конкуренции, и неформальные соглашения относительно ограничивающих ее норм равнозначны – это безальтернативные условия формирования устойчивой политической системы. По содержанию такие соглашения образуют основу нормативно-ценностного консенсуса в элитах. Любая партийная система, действующая на основе консенсуса, de facto может быть квалифицирована как «картельная»: ее участниками могут быть только силы, реально признающие общие принципы. Остальные исключаются посредством различных институциональных и политических решений. Хигли особо отмечает, что «консенсусное» состояние элит, равно как и консолидированный политический режим могут, создавать некомфортное состояние для некоторых сторонников демократических ценностей.

Возникает другой вопрос: есть ли вообще что-то общее в программном плане между нынешними думскими партиями? Может быть, они вообще не подходят для создания «нормативного консенсуса»? Кое-что общее все-таки появилось. Это: 1) признание института частной собственности (в разной форме); 2) серьезные разногласия между думскими партиями во внутренней политике сочетаются с консенсусом во внешней: все они признают безусловной ценностью государственный суверенитет. Здесь все партии выступают единым фронтом, разница – в нюансах.

Институционализации сообщества системных партий обещает быть длительной и трудной. Она предполагает трансформацию всех участников: «Единой России» – в предоминантную партию (отказ от использования административных инструментов), малых партий – в «нишевое» состояние (критика курса плюс принятие институтов плюс согласие со статусом постоянного меньшинства), а также выстраивание ситуативного сотрудничества в парламенте в межвыборный период и долговременных коалиций. Общая основа – все участники получают реальное место в работающем механизме государственного управления. Практическое движение в этом направлении уже началось: пакет прдложений Медведева по институционализации малых парламентских и непарламентских партий принят, началась его практическая реализация. Региональные выборы 14 марта 2010 г. прошли уже по-другому, вопрос в том, насколько устойчивой окажется новая модель.

В ближайшей перспективе именно это, а также коалиционное строительство в межвыборный период станут основными факторами институционализации «партийного картеля». В более отдаленной перспективе важной вехой на пути продвижения к «сообществу элит» может стать способность части думских партий совместно, хотя, возможно, и в разной форме, поддержать кандидатуру Медведева, когда он пойдет на переизбрание, закрепив за ним статус коалиционного президента. В среднесрочном плане большую роль в утверждении сообщества системных партий может сыграть смена политических поколений: нынешнее поколение лидеров слишком «отравлено» кофронтационной стилистикой. Приход молодого поколения лидеров может повысить шансы становления «партийного сообщества». Нельзя полностью исключить возможность частичной замены и самих кандидатов в сообщество.

В связи с тем, что трансформация политического режима приняла очевидные формы, ей можно дать промежуточную характеристику. Мы имеем дело с растянутой во времени реформой сверху, инициированной правящей группой. Текущий этап в прямом и переносном смысле последовательно «вырастает» из нескольких предыдущих. Основные вехи: деперсонализация, то есть отделение персоны от должности и обретение институциональным ядром режима элементарной способности к воспроизводству, устойчивости к периодической ротации власти. Первоначально происходит чисто персональная деконцентрация: «первое лицо» в буквальном смысле раздваивается. Одновременно происходит деконцентрация власти в верхах: вместо одного центра – два; но все это ограничивается пока высшим эшелоном.

Затем деконцентрация превращается в дифференциацию. Начинается социальная и идеологическая дифференциация, которая связана с попытками реинтеграции активного меньшинства и расширением идеологической базы режима за счет включения в него элементов динамики – программа «модернизации» (или «прогрессизм» – по версии «Русского журнала» Глеба Павловского). Далее начинается политическая дифференциация. Партийная система усложняется, появляется гарантированное (защищенное) место для малых думских партий и официальное признание места недумских малых партий. Сочетание деконцентрации в верхах с социальной, идеологической и политической дифференциацией делает нынешний российский политический режим более открытым, чем консолидированный в моноцентрической форме режим 2004-2006 гг.

Интрига № 3: судьба тандема

Итак, моноцентризм постепенно начинает устраняться дифференциацией, начиная с того самого момента, как верхушка консолидированного режима преобразуется в тандем. А сам тандем исчезает буквально на наших глазах, где-то между сентябрем 2009 г. и началом 2010 г. Тандем исчез, а вот политический союз между президентом и премьером остается, и оба участника осознают свою взаимную зависимость друг от друга. И это не игра словами.

Тандем был определенным форматом политического союза, который был публично заключен между участниками в конце 2007 – начале 2008 гг. и который предусматривал неявную, но абсолютно реальную иерархию: «старший – младший», «сильный – слабый», «опытный – новичок». Впоследствии этот формат союза был закреплен визуально («картинка» по ТВ) и семантически (специальным термином). Ретроспективно можно сказать, что тандем был необходим для того, чтобы дать возможность президенту, пришедшему к власти по модели управляемой ротации, утвердиться в новой должности, врасти в элиты и в общество. Время существования тандема: первая половина первого президентского срока Медведева. По мере того, как новый президент утверждался в своей должности, приучая относиться к себе всерьез и элиты, и общество, основания для существования тандема исчезали.

Некоторые наблюдатели это уже почувствовали и оценили. Например, Дмитрий Орешкин, пользующийся репутацией последовательного критика сложившейся политической системы. В одном из последних номеров журнала «Огонек» можно найти его статью с «говорящим» названием «Президент всерьез», посвященную политической оценке действующего президента в начале второй половины первого срока.

Многое говорит о том, что к началу второй половины президентского срока Медведев перешел в новое политическое качество.

1) Президент набрал реальный политический вес в обществе, и весовые соотношения между президентом и премьером сильно выровнялось. В январе 2010 г. Медведев почти сравнялся с Путиным в популярности. По данным Левада-центра, в январе 2010 г. президента одобряли 75% россиян, а Путина – 78%. Впервые рейтинги Медведева и Путина сблизились настолько, что различия входят в рамки статистической погрешности. По данным ФОМ на середину марта 2010 г. 82% россиян выражали удовлетворение тем, как Медведев справляется со своими обязанности на посту президента РФ, из них половина ставила ему оценки «отлично и хорошо». 46% утверждали, что в деятельности Медведева на посту президента за два года было больше достижений, чем промахов (противоположного мнения придерживались только 14%.) 51% заявил, что деятельность Медведева на посту президента соответствует их ожиданиям (противоположной точки зрения придерживалось 26%.) Отношение к новому президенту стало более определенным и позитивным. За прошедший год вдвое (с 16% до 31%) увеличилось число россиян, сообщавших, что стали лучше относиться к Медведеву. Число недовольных возросло в пределах погрешности - на 4% (с 10% до 14%), а затруднившихся с оценкой стало меньше (с 75% до 55%).

2) Президент продемонстрировал, что является «хозяином положения» в отношении ключевых отрядов элит – региональных лидеров и силовиков. Здесь и обновление губернаторского корпуса, и начало масштабной реформы МВД, которая сопровождается серией отставок. Сейчас уже вряд ли кто-нибудь будет спорить, что Медведева по сравнению с Путиным отличает более жесткий подход к кадровой политике. Оставляя в стороне индивидуальные различия (скорее всего, именно там будут искать объяснение), причину смены стиля следует усматривать в изменившихся задачах: «кадровая стабильность» была более оправдана в период политической консолидации, а вот на этапе дифференциации консолидированной системы логичной становится возросшая требовательность к элитам, прежде всего опорным для режима: руководителям исполнительной власти в регионах и федеральной администратвиной элите.

3) У президента появилась собственная политическая программа – «модернизация». При том, что политический курс сохраняет безусловную преемственность, программа модернизации и переориентации экономики на инновационный путь, безусловно, связывается именно с Медведевым и в этом смысле «авторизована» им.

4) Наконец, как было показано выше, президент опирается на новую политическую нишу, которая отличается как от той, на которую опирался ранее президент Путин, так и от той, на которую опирается ныне Путин-премьер: это институты президентской власти и коалиция политических сил. Если Путин был плебисцитарным президентом, то Медведев – коалиционный президент. Многие забыли, что он был выдвинут коалицией партий («Единая Россия», «Справедливая Россия», «Гражданская сила»), а последним шагом к закреплению в коалиционном статусе стало обретение арбитражных функций в конфликтах между участниками партийной системы и политическая реформа, которая закрепила место малых партий.

Принципиально важно: несмотря на новое политическое качество, новый президент все равно не получает всей политической силы, которая была в распоряжении Путина во второй президентский срок (то есть силы доминантной). Медведев обретает политическую самостоятельность и собственный вес, но «самодержцем» все равно не становится. «Доминантной силой» теперь коллективно владеют два игрока, и ни один из них не может единолично ей воспользоваться. В верхах закрепляется деконцентрированная модель власти: вместо одного центра действуют два, после изчезновения тандема их продолжает объединять стратегический союз, они сотрудничают, вместе реализуют совместно разработанную политическую программу.

Вторая половина президентского срока – не только арифметическая величина: на горизонте впервые появляются новые выборы 2011-2012 гг. Идущий на переизбрание президент закономерно обретает собственный вес, собственную политическую силу и самостоятельность. Связка президента и премьера лишается признаков иерархии и превращается в полноценный политический союз. Выдвижение президента на передний план и виртуальное исчезновение тандема создают благоприятные условия для превращения Медведева в полюс притяжения для элит и «продвинутой» части избирателей – как вероятного и наиболее желательного претендента на президентский пост в 2012 г.

После исчезновения тандема главной задачей президента и премьера становится консолидация собственной политической силы и укрепление стратегического союза в новых условиях. С небольшим разрывом во времени осенью 2009 г. от обоих участников элитам и избирателям в разной форме (предельно неопределенной от Путина и гораздо более определенной – от Медведева) были посланы сигналы о возможном выдвижении своих кандидатур на президентских выборах 2012 г. И одновременно последовало обещание предвыборного соглашения. Цель достаточно очевидна: предотвратить конфликт лояльностей, чтобы элиты и избиратели не стали делиться по принципу «кто за Медведева» и «кто за Путина». Обещание предвыборного соглашения призвано сохранить связность нынешней – общей – политической базы, а также с сохранением «доминантной» силы, которую теперь «коллективно» контролируют президент и премьер.

На пути к выборам Медведев будет использовать возможности президентской власти, а также свой коалиционный потенциал. Задача Путина представляется более сложной: как сохранить политическую силу в контексте ожидающегося выдвижения Медведева в президенты? Шаг первый уже сделан: это сохранение теоретической возможности участия в президентских выборах 2012 года. Закономерный второй шаг: заставить «Единую Россию» работать по-новому. Здесь вырисовываются три направления.

1) Переориентация работы с избирателями с модели, которую условно можно назвать «административно-ритуальной», на политическую модель. Движение в этом направлении уже началось и идет достаточно активно. Первым примером стали выборы мэра Орла, вторым – широкое использование «агрессивных» политических технологий на выборах 14 марта. Третьим свидетельством можно считать выступление на заседании клуба «4 ноября» замруководителя ЦИК «Единая Россия» Валерия Гальченко, который отвечает за партийное строительство. Основной его тезис: «Самая важная задача «Единой России» - формирование самостоятельной политической повестки дня».

2) Наделение партии реальными полномочиями по отношению к другим элитам (что важно – в исполнительной власти). Движение в этом направлении тоже началось, хотя пока проявляется менее рельефно. Прежде всего это участие в выдвижении кандидатов в губернаторы. Плюс интересные «показательные» мероприятия: разнос, который Борис Грызлов устроил региональным начальникам в связи с чрезмерным повышением тарифов ЖКХ 9 марта в преддверии региональных выборов, и «атака» на спортивных чиновников на заседании президентского совета по спорту 26 марта. Наблюдатели по-прежнему квалифицируют все это как очередные «имитации», «декорации» и т.д. При этом упускается из виду существенное обстоятельство: переориентация на политическую модель работы с избирателями предполагает расширение полномочий региональных отделений и изменение их отношений с губеранторами. Региональным отделениям предстоит усилиться, перестав быть при этом простым продолжением не только губернатора, но и близких к губернатору элит. А это возможно лишь при активном участии федеральной партии в делах региональных отделений.

3) Кадровое обновление и омоложение партии. Движения в этом направлении можно ожидать в ходе подготовки к предвыборной кампании 2011-2012 гг.

Есть еще один важный момент. Чтобы зафиксировать свой политический вес, Путину имеет смысл принять участие в парламентских выборах 2011 г. в качестве лидера партии. И это не может не привести к перераспределению электоральных ресурсов в пользу «Единой России». Но «схлопывание» многопартийной системы при этом вряд ли произойдет. Во-первых, исходная точка будет другая – Путин ведь премьер, а не президент. Во-вторых, нужно учитывать и особенности электората «нишевых партий»: он небольшой, но преданный. А деконцентрация власти вряд ли пострадает: одновременно будет идти на переизбрание новый президент, стратегический союзник премьера. Скорее всего, финальную часть избирательной кампании Путин и Медведев будут играть на разных политических полях: премьер – на парламентских выборах, президент – на президентских. Так что оба центра силы в верхах сохранятся, а вместе с ними – и модель деконцентрации.

Другой вопрос – это конкретная форма и интенсивность предполагаемого участия Путина в парламентских выборах. За время, остающееся до парламентских выборов, «Единая Россия» должна научиться сама зарабатывать электоральную поддержку, причем с использованием именно политических инструментов, а не выступать, как раньше, потребителем политического капитала своего лидера. Здесь есть определенная проблема: чрезмерно сильное включение Путина, да еще на ранней стадии, может ослабить стимулы к внутренней реформе «Единой России». Думаю, по мере приближения к парламентским выборам 2011 г. мы увидим, какое решение будет избрано.

Теперь о действиях противников. С 2008 г. мы были свидетелями, по крайней мере, трех стратегий, которые были направлены на развал тандема, чтобы оставить Медведева в одиночестве и побудить искать новых союзников. Стратегия № 1: поссорить участников. «Медведев – не настоящий президент, вся власть у Путина, Медведев может доказать свою самостоятельность только через конфликт с Путиным». Стратегия № 2: ставка на то, что экономический кризис разрушит политическое большинство, на которое опирается консолидированный режим, и вынудит Медведева искать политического союза с крупным бизнесом (конец 2008 – начало 2009 г.). Стратегия № 3: персональная атака на Путина. Разворачивается на наших глазах. Кампания в интернете: «уйди, уйди!». Как вспомогательный проект можно оценить призывы к Медведеву создать собственную политическую партию (в этом случае президент лишается арбитражных функций, а вместе с ними – и автономной политической ниши.)

Составная часть стратегий противников: тема возможного возвращения Путина в 2012 г. на пост президента, которая активно обсуждается оппозицией. Сразу приходит в голову аналогия с темой «третьего срока» в период подготовки к президентским выборам 2008 г. А также парадоксальные эффекты той кампании: вне зависимости от желания участников со стороны оппозиции, тема «третьего срока» помогала Путину реализовать свою главную цель: сохранять политическую силу при подготовке к ротации власти. На этот раз возможен тот же эффект: утверждения о неминуемом возврате на пост президента в 2012 г. станут скромным вкладом оппозиции в сохранение российским премьером политической силы. Но возможен и дополнительный эффект – для тех, кому не нравится Путин: поддержим Медведева, чтобы Путин не вернулся.

Нынешняя конструкция режима делает уход Путина из властного пространства невозможным. Но теперь его присутствие во власти становится важным условием продолжения дифференциации консолидированного политического режима.

Несмотря на выравнивание политических весов, представляется маловероятным, чтобы действующий президент оказался в состоянии в полной мере политически заместить премьера в элитах и в обществе. «Путинское большинство» формировалось под конкретную фигуру, оно было и есть персоналистское. Оно доверяет персоне, это сделало ротацию президентской власти возможной, но для сохранения «большинства» приницпиально важно, чтобы консолидирующая его персона – была. Консолидированные на предыдущем этапе развития политической системы элиты по определению очень разные. В «габитусном» отношении Медведев совместим только с частью консолидированных элит.

Кроме того, предвыборная «отстройка» лояльностей происходит в контексте начавшейся борьбы с коррупцией, которая затрагивает главную опору режима в элитах – высших чиновников – и порождает напряжение, раздражение и недовольство. В связи с обновлением губернаторского корпуса, чисткой в МВД и верхушке спортивных чиновников наметилась важная стилистическая дифференциация между «кадровой стабильностью» при Путине и активным кадровым обновлением при Медведеве. В СМИ уже появились публикации, начинающиеся с утверждения: «В среде чиновников зреет недовольство жесткой кадровой политикой президента». См. «Русский репортер», № 9 (137), 11 марта 2010 г. А есть еще и «кадровый резерв», который также не может спокойно восприниматься действующими чиновниками. Вывод: вряд ли в таких условиях возможно стопроцентное переключение электорального большинства непосредственно на Медведева, и вряд ли это произойдет в элитах. Политическая база Медведева остается коалиционной, а ее ведущий сегмент опосредован Путиным.

В случае, если полное замещение Медведевым Путина все-таки окажется достигнутым (в чем я сильно сомневаюсь), президентская власть снова воссоединяется с доминантной политической силой, в результате происходит возврат к моноцентризму, на этот раз с «прогрессистской» окраской. Проблема «принципал-агент» во взаимоотношениях президента с доминирующей партией снова оказывается нерешенной: ведущая партия опять оказывается без противовесов, президент опять становится в одном лице воплощением и доминирующей партии, и многопартийной системы (как Путин в 2006-2007 гг.), а малые партии и периферийные элиты снова лишаются инстанции, к которой можно апеллировать при конфликтах с доминирующей партией. Долгосрочный эффект ротации власти будет сведен на нет: начавшаяся дифференциация политической системы окажется обращенной вспять. Вывод: присутствие и Медведева, и Путина во властном пространстве – ключевое условие дальнейшей дифференциации политической системы.

Какие обстоятельства могут затруднить плановое политическое строительство? Первое условие очевидно: ухудшение экономической ситуации, возникновение серьезных проблем с федеральным бюджетом. Второе условие выводится из предложенной схемы: неспособность нынешних партий освоить новую модель отношений замедлит утверждение «картельной» партийной системы. Это способно осложнить возможность президента Медведева выйти на переизбрание, опираясь на новую политическую базу, в которой «Единая Россия» – ведущий, но не единственный участник, затормозит начавшуюся политическую дифференциацию и продолжающийся выход режима из моноцентрического состояния.

Способность политического режима сохранять равновесие в ходе управляемой дифференциации остается неясной и будет установлена чисто практическим образом. При линейном развитии событий в неблагоприятном направлении и президент, и премьер окажутся запертыми на старом – по своему строению – политическом пространстве: президента будут подталкивать к тому, чтобы окончательно «заместить» Путина, а Путина – к уходу из политического пространства. Поскольку и то, и другое можно исключить по причинам, которые уже обсуждались, можно будет ожидать действий, направленных на предотвращение «замыкания» политического пространства. Например, в случае неспособности «Единой России» и малых думских партий освоить новые роли повысится вероятность обновления партийной системы в ходе подготовки к выборам 2001-2012 гг., а именно – реформы старых игроков (в «Единой России» она уже началась) и появления новых: ведь помимо «парламентских» партий есть и «полупарламентские» («партии ЗакСов»), и «непарламентские». Приблизится и перспектива смены политических поколений в партийных элитах. Нарушение равновесия в масштабах, создающих опасность основам режима, может побудить его вернуться – на время и хотя бы частично – в предшествующее состояние.

С учетом возможных осложнений ближайшие развилки на пути реализации сценария «сообщество элит» можно сформулировать следующим образом:

1) Удастся ли «Единой России» сохранить свои позиции в регионах в качестве ведущей силы, не прибегая к откровенному использованию административных инструментов?

2.Удастся ли малым думским партиям расширить свое представительство в ЗакСах и сохранять его в дальнейшем? От того, появится ли у «малых» партий реальное место в существующем политическом режиме, во многом зависит их стратегия: «играть по правилам» (критика курса, а не системы, селективное сотрудничество с доминирующей партией между выборами), ориентируясь на закрепление внутри формирующегося «партийного картеля», или, напротив, использовать выборы для атаки на сложившиеся политические институты, объединяясь с антисистемными силами.

3) Окажется ли в состоянии часть думских партий совместно, хотя, возможно, и в разной форме, поддержать кандидатуру Медведева, когда он пойдет на переизбрание, закрепив за ним статус коалиционного президента?

Таковы ближайшие перспективы нового сценария политического развития, который стал готовиться с 2006 г, начал реализовываться в 2008 г., и становится очевидным с 2010 г.

Вместо заключения

Но если серьезных сбоев в плановом политическом строительстве не произойдет, то в перспективе может появиться самое интересное и неожиданное. Президентские политические инициативы 2008-2009 гг. затрагивали не только политические партии, но и парламенты, в части взаимоотношений с исполнительной властью: появился институт регулярной отчетности правительств перед парламентами, сначала в федеральном центре, потом в регионах. Абсолютное большинство наблюдателей оценило это так же, как и все остальное: как косметические меры, имитацию, декорацию и т.д. Между тем впереди нас ждут эффекты от поправок в Конституцию 1993 г., увеличивших срок правления президента и Госдумы.

Один из таких эффектов: размыкание сдвоенного электорального цикла. Напомню: близкое соседство во времени президентских выборов и выборов в Государственную думу превращало федеральный электоральный цикл в сдвоенный. В свою очередь, сдвоенные федеральные выборы наделяли президентскую власть повышенной политической силой: парламентские выборы превращались в репетицию президентских, а президентские порождали ситуацию «победитель получает все». Усиливая президентскую власть, сдвоенные выборы ослабляли Госдуму и федеральные политические партии, создавали повышенное напряжение и «давку» в элитах.

Размыкание федерального электорального цикла отделяет логику выборов в парламент от логики президентских выборов: с этого момента начнутся две относительно автономные политические игры, непосредственно не связанные друг с другом. Это создает условия для институционального закрепления «нормализованной» президентской власти (напоминаю, «нормализация» произошла в 2008 г., когда президентские полномочия отделились от доминантной политической силы) и повышения политической автономии Госдумы. Заложенная в Конституции 1993 года смешанная модель правления в перспективе может стать реальностью.

Дискуссия

С.Каспэ:

Был упомянут интереснейший сюжетный поворот – сценарий прямого участия Путина в парламентских выборах во главе партии. Два вопроса: действительно ли стоит этого ожидать уже в 2011 г.? И каким все-таки образом реализация этого сценария не приведет к «схлопыванию» всей описанной деконцентрации, прежде всего деконцентрации партийной системы?

М.Дианов:

Тот же самый вопрос! И хотелось бы услышать дополнительное пояснение: в его рамках «Единая Россия» используется Путиным как объект, или он действительно становится партийным премьером?

А.Зудин:

Думаю, ему имеет прямой смысл принять участие в парламентских выборах, чтобы зафиксировать свой политический вес как лидера партии «Единая Россия». Это действительно не может не породить «схлопываюшего» эффекта. Да, возможно заметное ослабление описанных процессов. Но все же не в том масштабе, который имел место во время прошлого избирательного цикла. Исходная точка другая, ведь если Путин пойдет на парламентские выборы, то не с поста президента, а с поста премьера. Не думаю, что деконцентрация серьезно пострадает, многопартийная система «похудеет», но не умрет.

Теперь о «Единой России». Это партия, политический статус которой все время повышался, и по мере этого повышения партия утрачивала субъектность. Чем выше становилась эта партия, тем в меньшей степени субъектом она была. Убывающая субъектность ведущей партии постоянно фиксировалась экспертами, только вот адекватных выводов не делалось.

Ведь что такое типичная доминирующая партия? Это партия, которая создана элитами, чтобы закрепить свои позиции на длительное время. Тогда возникает режим, который не может развиваться политически. Он может проводить экономические реформы – в той мере, в которой они не подрывают позиции элит, учредивших доминантную партию. Наша же доминантная партия создавалась не элитами, а лидером. А элиты туда загонялись или же сами туда заходили. Почему? Потому что у лидера и только у лидера был ключевой ресурс – электоральное большинство. Этот ресурс Путин дает «Единой России». Но дает его взаймы. И все знают, что «Единая Россия» поддерживается персональным путинским ресурсом. Однако Путин сохраняет персональную политическую поддержку и не вступает в члены «Единой России» – тем самым продолжает контролировать переходные элиты и сохраняет возможность использовать партию как инструмент для того, чтобы добиваться своих целей.

В той мере, в какой «Единая Россия» будет приобретать субъектность, она будет переориентироваться на политические методы борьбы и обновляться в кадровом отношении. Вы скажете, что это утопия. А я не соглашусь. Обращаю ваше внимание на две инициативы, которые большинство наблюдателей сразу объявили «несерьезными». Введение института отчетности правительства перед Госдумой и введение аналогичного института для губернаторов в регионах. Пока это выглядит как чисто процедурное мероприятие, но оно создает возможность для укрепления позиций парламентов – и парламентских партий – в отношениях с исполнительной властью. В отличие от экспертов, граждане это обстоятельство заметили и оценили положительно: 55% опрошенных одобрили введение регулярной отчетности губернаторов перед ЗакСами.

Запрет на уничтожение малых партий обещает «Единой России» сохранение конкурентной ситуации. И я еще раз предлагаю всем прочесть выступление Гальченко на клубе «4 ноября» – а ведь Гальченко интересен тем, что в «Единой России» он отвечает именно за партийное строительство. Почитайте, и вам станет ясно, что в партии налицо внутренняя готовность к приобретению политической субъектности.

Н.Беляева:

Деконцентрация – ключевое понятие доклада. Но не преждевременно ли о ней говорить? Все то, о чем тут говорилось, – скорее желаемое, чем действительное. Социально активные элиты не видят себя в этой модели. Предложение одному-двум людям от малых партий посидеть в Думе выглядит совсем уже декоративным. Идеология модернизации слишком расплывчата и формальна. Так действительно ли состоялась деконцентрация, или произошло лишь формальное разделение в высших эшелонах власти?

А.Зудин:

Разделение и есть деконцентрация. О провале интеграции социально активного меньшинства говорят те, кого в эту систему действительно не пустят и кому там и не место. Я бы к таким заявлениям относился с критичностью. А насчет успешности… Вскрытие покажет. Моя задача – реконструировать наметившиеся тенденции. Не скрою, я хочу, чтобы в перспективе получился нормальный, демократический, консолидированный режим. И он может получиться! Перспективы реставрации «советского наследия» иллюзорны, все это умрет и уйдет. Возможен только собственный путь к консолидированной демократии, и он постепенно нащупывается. Добавлю: только такой путь и бывает, все – абсолютно все – страны приходили к демократической государственности своим собственным путем.

Г.Кертман:

Возвращаясь к перспективе участия Путина в выборах 2011 г. – как эта перспектива отразится на союзе президента и премьера? Какую позицию займет президент? И второй вопрос – насчет политических методов и административного ресурса. Можно ли в наших условиях провести грань между этими понятиями?

А.Зудин:

Конечно, никакой четкой границы нет. «Административный ресурс» в обыденном языке используется в двояком смысле – и как точное обозначение административных инструментов, и метафорически, расширительно. В последнем случае в основном о нем говорят проигравшие. Мол, мы проиграли не потому, что не пошли на модернизацию своей предвыборной программы (о необходимости чего нам давно твердили тупые эксперты) и ограничились обновлением пиара, а только потому, что против нас употребили рессору от трактора «Беларусь»…

Административный ресурс как таковой – это когда членов трудовых коллективов загоняют на выборы и объясняют, что будет, если они проголосуют не так, как надо. Это прямое насилие над волей избирателя. Или когда подбрасывают бюллетени. А вот все, что не относится к откровенному принуждению или фальсификации, – это скорее смесь административного и политического ресурса, и применяется эта смесь во всех демократиях. Инкумбенты везде обладают не только «естественными недостатками» (политическая ответственность), но и «естественными преимуществами» (присутствие во власти).

По первому вопросу. Президенту придется усиливаться, а премьеру сохранять свою силу. Для этого Путин и будет участвовать в выборах – таково мое предположение. Потому что какой же ты политик, если не участвуешь в выборах? Что бы было с Путиным, если бы он в свое время занял пост премьера, не возглавив список «Единой России»? Что такое социологический рейтинг без рейтинга электорального, без испытания избирательной урной? Ничто. Социологический рейтинг или напоминает о прошлом, или обещает какие-то результаты на будущее, и все. Если бы не было того испытания в декабре 2007 года, то сейчас был бы новый президент, «Единая Россия», которая получила бы свои места в Госдуме и без личного включения уходящего президента в кампанию, а Путин остался бы «за бортом», со своим увядающим социологическим рейтингом.

Думаю, что на выборах Медведев может занять позицию благожелательного, но не слишком активного союзника Путина. Или нейтральную позицию, но не враждебную: это было бы политическим абсурдом. Можно предположить, что он будет готов сформировать новое правительство, где новым премьером станет Путин. Но может и не стать, может быть, будет что-то другое.

О.Столяров:

При Медведеве рушатся все инициативы Путина. Рухнула административная реформа, рухнула монетизация льгот, реформа ЖКХ. Как можно модернизировать политическую надстройку без влияния на экономический базис? У Медведева нет той концепции, которая была у Путина. Возможен ли пятый сценарий, при которой у обоих не будет никакого интереса становиться лидерами страны.

А.Зудин:

Не могу согласиться с Вашими словами. Административная реформа потерпела неудачу еще при Путине – в том смысле, что она показала, в каком направлении идти нельзя. Кое-какие ее элементы, правда, остались – те, которые выдержали проверку практикой.

Особенность Медведева заключается в том, что начинал он с одной экономической программой, а потом возник кризис, который побудил серьезно ее поменять. Раньше думали, что у государства хватит денег и на предприятия, и на граждан. А сейчас поняли, что их хватит только на граждан. И роль частного сектора в этом случае неизбежно увеличивается. Проблема в том, как увеличить роль частного сектора, но не повысить его политический вес. Сегодня у бизнеса нет политических инструментов, точнее, инструментов политического давления на власть. Остался только экспертный ресурс, который, впрочем, активно используется властью.

С.Магарил:

У меня появилось немало вопросов. Возможен ли срыв деконцентрации? Мы помним, что когда возникла идея создания второй партии власти, то у функционеров первой началась настоящая истерика. Не произойдет ли снова что-то подобное?

Мне остались непонятны причины ожидаемого сокращения масштабов применения административного ресурса. Это было бы понятно при наличии дееспособной судебной системы. Но сегодня подобные надежды кажутся утопичными, как, кстати, и надежды на на создание межпартийной коалиции, или картеля. В условиях нормально функционирующей судебной системы само ее существование побуждало бы элиты к переходу к цивилизационным отношениям.

Проблема национального развития. Судя по последним заявлениям Алексея Кудрина, никакого развития экономики с 2002 г. не было. Политический режим, который не может поддерживать национальное развитие, уйдет в небытие. Как новая политическая система будет стимулировать национальное развитие? Какие группы поделятся своими доходами в целях инновационного развития экономики? Они что, добровольно отдадут свои доходы? А администрация что, действительно готова ограничить вывоз капитала?

Хватит ли времени на обновление элит? Воспитывается ли новая элита нашей высшей школой? Возможен ли демократический режим без политической конкуренции?

Любопытный факт – заявление Миронова о возможности его участия в президентских выборах. Напоминаю: в 2003 г. Миронов выставил свою кандидатуру в поддержку кандидата Путина. Нет ли того ощущения, что конструкторы выборов начинают опасаться возникновения ситуации, при которой будет только один кандидат, и потому .Миронов должен будет его подстраховывать?

С.Арутюнов:

Наша страна напоминает холм среди прерий, в котором много разных норок и тоннелей. В них живут суслики, мыши, происходит постоянная мышиная возня. Все было бы хорошо, но холм состоит не из суглинка или прочного грунта. Он состоит из песка и стоит на песке, и потому мышиные норы будут осыпаться. Может, и не рухнет весь холм в ближайшее время, но большие куски будут от него отваливаться.

Никакой модернизации не может быть при нынешнем уровне алкоголизма и наркомании и, да, при нереформированной судебной системе. Нас ожидает множество обвалов нор и коридоров. А если обрушится не Саяно-Шушенская ГЭС, а Красноярская плотина? А сколько провалов ждет нас на Олимпиаде в Сочи? Силиконовая долина в России – фуфло. А что станет с мышиной возней, когда холм начнет рушиться?

А.Кузьмин:

Девять месяцев премьер игнорирует заседания Совета безопасности. Девять месяцев публично не освещаются встречи президента и премьера. Политическая демократия имеет к происходящему такое же отношение, как количество икры в московских магазинах к благосостоянию осетра.

Я люблю наши разговоры про инновации. Уоррен Баффет однажды перефразировал афоризм Уильяма Питта. Он сказал, что к разорению есть три верных пути: казино, женщины и инновации. Особенно это верно применительно к России. Нам нужно создавать другой тип экономики, причем с нуля.

Н.Беляева:

Я разделяю и поддерживаю направление поисков коллеги Зудина. Действительно, надо найти хоть что-то позитивное, а не сокрушаться. Семинар «Полития», собственно, этим и занимается. Кстати, в Болонском университете, откуда я только что вернулась, политологи тоже вовсю ищут признаки независимости Медведева. Выясняют, можно ли не только разрушать норки, но и что-то склеивать, уплотнять грунт.

Возвращаясь к субъектности. Если есть термин «социально активное меньшинство», то надо его как-то подробнее обрисовать. Кому-то не нравятся Каспаров и Лимонов, верно. Но есть же в оппозиции и много других людей. Из кого состоит социально активное меньшинство? Каковы признаки меньшинства, где оно живет, как его консолидировать? В какой мере власть будет его замечать? Может, просто позволить им жить и развиваться так, как они хотят?

Слова здесь сказаны правильные, но структурно все это никак не обеспечивается.

Е.Сучков:

Не было бы тех изменений, о которых говорил коллега Зудин, не случись экономического кризиса. Небольшие изменения вызваны именно им, а не чьей-то доброй волей. Тот режим, который был в начале 2000-х гг., прикрывал масштабный пе